Иоанн Павел II был легкой мишенью. Об этом его уже давно предупреждал Джулио Андреотти, который в подтверждение своих слов предъявил как-то понтифику фотографии из Кастель-Гандольфо, сделанные во время его заплывов в бассейне. В январе 1980 года о готовящемся покушении предупредил Войтылу директор французской контрразведки Александр де Маранш[763]. Иоанн Павел II не предпринял ничего, поручившись Богу. Напрасно видеть тут легкомыслие. Это был особый, мистический, склад ума. Позднее, когда шел процесс над Агджой, Войтыла точно так же не проявлял к нему никакого интереса. Не все ли равно, кто стоял за турецким террористом, если в любом случае его руку направлял дьявол?[764]

Войтыла чувствовал опасность. В марте 1980 года, потрясенный убийством «краснобригадовцами» католического политика Витторио Бачелета, застреленного прямо в Римском университете, Иоанн Павел II написал завещание. Именно Бачелета он вспоминал, когда 13 мая 1981 года машина скорой помощи везла его, истекающего кровью, в клинику «Джемелли»[765].

Тринадцатое мая — это день чуда в Фатиме. Римскому папе напомнил об этом приятель по Сообществу, иммунолог Габриэль Туровский, который прилетел в составе команды иностранных врачей, приглашенных Казароли для наблюдения за процессом выздоровления понтифика. Еще раньше на совпадение дат обратил внимание один из сотрудников курии, написавший об этом в «Оссерваторе романо». Но Туровский пошел дальше. Сославшись на знакомого геофизика из Мадрида, он заявил, что выстрелы Агджи раздались ровно в то же время, что и явление Богоматери португальским детям в 1917 году. Войтыла был потрясен.

Восемнадцатого июля по его требованию главный «инквизитор» Франьо Шепер передал ему текст «Третьей фатимской тайны», записанный со слов кармелитки Лусии Сантуш, единственной живущей свидетельницы тех событий. Слова о застреленном у подножия креста епископе в белом одеянии хоть и не слишком напоминали случившееся с Войтылой, все же показались ему пророчеством, сбывшимся именно 13 мая 1981 года[766]. С тех пор он утвердился в мысли, что находится под покровительством Пресвятой Богородицы. «Чья бы рука ни стреляла, совсем другая рука отклонила пулю», — сказал он в интервью Андре Фроссару, имея в виду длань Девы Марии[767].

Все это выглядит достаточно наивно и попахивает суеверием. Западноевропейский клир отличался куда большим зарядом скептицизма и, как правило, сторонился народной религии с ее слепой верой в знаки. Но Войтыла, невзирая на свои философские упражнения, временами оказывался мнителен не хуже рядового прихожанина. Марийный культ, преклонение перед разного рода «святыми людьми», вроде отца Пио, буквальное восприятие Библии (впрочем, свойственное и Павлу VI) — на фоне всего этого восторг от фатимского чуда выглядит вполне естественным. К тому же 2 мая 1981 года, всего за одиннадцать дней до покушения, некий Джеймс Дауни угнал самолет, летевший из Дублина в Лондон, и потребовал обнародовать третье откровение Фатимской Богоматери. Совпадение?

Агджа на первый взгляд тоже вел себя как истово верующий человек, вот только верующий в другого бога. Когда его везли с площади Святого Петра, он выкрикивал оскорбления по адресу римского папы, называя Иоанна Павла II «вождем крестового похода, направленного против его религии»[768].

На следствии Агджа утверждал, что действовал в одиночку, но тогда непонятно, откуда он достал несколько паспортов и деньги, как перемещался из страны в страну (побывал в Сирии, Иране, Турции, Болгарии, Тунисе, на Майорке и, наконец, в Риме), а также где взял «браунинг». По словам Агджи он принадлежал к Народному фронту освобождения Палестины — марксистскому крылу арабского подполья, воевавшего на оккупированных Израилем территориях. Эта организация, работавшая в сцепке с коммунистическими боевиками из ФРГ («Фракцией Красной армии»), не сходила тогда со страниц газет. Им принадлежит такое ноу-хау, как захваты самолетов с заложниками. Однако итальянской полиции нетрудно было установить, что Агджа входил в состав «Серых волков» — структуры совсем не левой, хотя больше националистической, чем исламистской.

Между тем уже через шесть дней после покушения итальянская разведка на основании данных журналистов, аккредитованных в Риме и Ватикане, составила отчет обо всем, что известно о событии. В этом отчете она сделала вывод, что Агджа выполнял поручение Главного разведывательного управления КГБ СССР, которое и помогло турку сбежать из стамбульской тюрьмы. Отчет этот был полон фантастических измышлений, вроде того, что решение о ликвидации понтифика было якобы принято на заседании Политического консультативного совета ОВД в Бухаресте в ноябре 1980 года, хотя в указанном месяце ПКС не собирался вовсе. Осенью 1980 года единственное его заседание прошло в сентябре, и не в Румынии, а в Варшаве. И уж конечно, министр обороны Дмитрий Устинов, который, по утверждению авторов отчета, приказал разработать план устранения понтифика, не стал бы выносить его на обсуждение руководителей дипломатических ведомств других государств, пусть и союзнических[769].

Затем вдруг всплыл болгарский след. Неясно, то ли на него указал Агджа, который был в Софии, перед тем как приехать в Италию, то ли ему подкинули эту мысль сотрудники итальянской секретной службы, посещавшие его в тюрьме. Болгария была промежуточным пунктом для многих «серых волков» при бегстве из Турции после сентябрьского переворота 1980 года: болгарская внешнеторговая компания «Кинтекс» пользовалась их услугами для нелегальной покупки и продажи оружия, сигарет и других товаров[770].

В ноябре 1982 года итальянская полиция арестовала сотрудника болгарской авиакомпании «Балканаэро» Сергея Антонова, которого заподозрили в работе на болгарские спецслужбы и соучастии в организации покушения. Однако процесс над ним, длившийся с мая 1985 года по март 1986-го, закончился оправданием. Парадоксально, но к участию болгар в миссии Агджи отнесся скептически даже Джулио Андреотти[771], ожесточенно боровшийся с коммунистами в Италии, зато эту версию всю жизнь рьяно отстаивал депутат-коммунист Фердинандо Импосимато, который в бытность судьей вел подготовку к процессу над турецким террористом.