должности найти любой книге характеристику, потому что кто же они такие, если не смогут этого сделать? Причем традиция эта, конечно, не «Мосбуккнигой» изобретена, а пришла к нам из тех земель, где антикварная торговля привыкла бороться за покупателя, а не прятать от него книги под прилавок. И вот, наряду с прочими характеристиками, был придуман даже не пьедестальчик, а самый что ни на есть пьедестал: «Первый» или «Первая». Не «один из», а самый-самый.

Причем уникальность этой характеристики состоит в том, что широта ее использования превосходит многие, а отношение к ней как к банальности – не возникает (может быть пока, но все-таки уже довольно долго). Возьмем для примера не просто сочинение, которое автор написал, напечатал и забыл о нем, а читатели – и о сочинении, и об авторе. А такое сочинение, которое терзаемо было автором, цензурой, потом издателями, потом переводчиками. Какие же будут характеристики каждого шажка этого произведения по печальному пути?

«Мечты и звуки» Н. А. Некрасова (1840) – первая книга поэта

Первая публикация фрагмента.

Первое прижизненное издание.

Первое отдельное издание.

Первое полное издание.

Первое издание в последней авторской редакции.

Первое посмертное издание.

Первый перевод на такой-то язык…

Подобных экзерсисов можно исполнить довольно много, и все они будут много свежее и в общем-то библиографически вернее, нежели замечание «Редка», употребляемое всеми к месту и не к месту.

Пергамен

Пергамен (тонко выделанная шкура ягнят) как материал рукописей – вполне привычный. По традиции, он же употреблялся первоначально и для некоторых книг, в особенности богослужебных. 42-строчная Библия Гутенберга также имела небольшую часть тиража, печатанную на пергамене. Иллюстрированные часословы XV–XVI веков довольно долго печатались значительной частью на пергамене и расписывались сообразно средневековым кодексам. В дальнейшем печатники почти всецело перешли на бумагу, но в европейском книгопечатании вплоть до XX века сохранялась традиция, в согласии с которой особые библиофильские или подносные экземпляры некоторых изданий печатались на пергамене. Практически все они либо уникальны, либо существуют в числе одного-двух. Большую работу по учету изданий, печатанных на пергамене, провел библиограф Жозеф Ван Прет (1754–1837), уроженец бельгийского Брюгге, с 1784 года до своей смерти он служил в Королевской библиотеке в Париже и в том числе подготовил и издал каталоги этих экземпляров. Мы увидим из них, что многие собрания русских библиофилов прошлого сохраняли драгоценные издания на пергамене – графа А. Г. Головкина, князя М. П. Голицына, А. С. Власова… Все эти собиратели, впрочем, оказались в конце концов по уши в долгах из‐за своей страсти к книгам «на велéни». Впрочем, в каталогах этих прославленных собирателей не найдется книг, отпечатанных на пергамене в России.

Почему в России не печаталось книг на пергамене? Вероятно, были и образцы для подражания, а может быть, и желание выдать «харатейную книгу» с печатного стана. Однако стоимость такого предприятия, а еще более и технологические сложности печати не дали этой европейской книгопечатной традиции привиться в России, так что русские типографические опыты на пергамене в основном ограничены патентами. Мы знаем лишь несколько книг, которые были изданы у нас на этом прихотливом материале, и связано их издание с именем С. А. Соболевского, замечательного библиофила и друга А. С. Пушкина.

Одна из них, на французском языке, «Две гравюры на дереве в библиотеке покойного князя Михаила Голицына, описанные им самим» («Deux xylographies de la bibliothèque de feu Mr le prince Michel Galitzin…»), в большую осьмушку, состоит из десяти страниц (иллюстрации печатались на бумаге). Отпечатана она была в Москве в 1864 году в типографии Лазаревского института восточных языков. Один из двух отпечатанных на пергамене экземпляров, который был оттиснут для сына автора, ныне сохраняется в Эрмитаже.

Вторая же книга, но в действительности первая, это та, ради которой можно пожертвовать многим. В 1827 году А. С. Пушкин попросил Августа Семена, у которого печатались «Цыганы», оттиснуть один экземпляр на пергамене. И этот экземпляр был отпечатан и подарен поэтом С. А. Соболевскому. Впоследствии, около 1834 года, Соболевский подарил этот экземпляр князю Н. И. Трубецкому в благодарность за покупку библиотеки А. А. Норова, «за прилежание и успехи в библиофильстве». Тот увез ее в свою подмосковную Знаменское-Садки, а когда в 1865 году, как раз после своего опыта книгоиздания на пергамене, Соболевский попытался вернуть себе экземпляр, то уже не нашел его. Как он писал тогда А. А. Норову, «предмет моей поездки в Знаменское было отыскать оный и возвратить себе, но „Цыган“ не нашлось!!!».

С тех пор судьба этого уникального экземпляра неизвестна. Но забыть о нем совершенно нельзя. Возможно, он еще отыщется…

Перекидка и перехват

В немагазинной антикварной торговле времен славного советского прошлого, как мы не раз уже говорили, существовала армия так называемых холодных книжников. Поскольку тунеядство преследовалось по закону, то все они работали на своих работах, представляя всю палитру рабочих и служащих. В их рядах были люди различной специализации в этой области, основных же специальностей было две – перехват и перекидка. Собственно, чтобы заниматься перехватом, нужно было в обязательном порядке быть вовлеченным в корпорацию, для второго – это было не обязательно, хотя те, кто занимался перекидкой, также быстро получали известность. Что же это за сомнительные операции?

Перехват знаком не только книжникам, но и каждому человеку, который когда-либо входил в двери букинистического магазина. Вне этой двери (а раньше и внутри магазина) обычно отираются несколько не слишком молодых, сомнительного вида мужчин, которые обращаются к каждому, кто имеет сумку наперевес, со словами: «Вы не сдавать? Не книги сдавать?» и тому подобными. Это и есть те люди, которые стоят на перехвате. Если вы и правда идете сдавать книги, то такие люди увидят вас обязательно – что бы вы ни предпринимали и как бы вы от них ни прятались: они как таксисты в российском аэропорту, которые где угодно распознают клиента и как пираньи набросятся на него. То же было и у крупных букинистических магазинов в годы советской власти, где «его величество сдатчик» проходил по пути к заветному окошку товароведа сквозь строй перехвата, а часто и не доходил, попадая в сети ловцов.

Если человек с книгами попадался и начинал прямо там вынимать из авоськи и показывать свои книги, то дальше уже было дело техники – перехватчики былой эпохи знали антикварную книгу намного лучше товароведов, и главной задачей было купить нужные книги дешевле той цены,