Кроме того, британцы, по-прежнему обладавшие огромными промышленными и финансовыми ресурсами, могли использовать их на благо своих союзников в виде предоставления займов, обеспечения боеприпасами Франции, Бельгии, России и Италии, а также формирования и содержания многочисленной армии под командованием Дугласа Хейга на западном фронте. Экономические показатели, приведенные в табл. 22, показывают, насколько велика была роль британского вмешательства с точки зрения расклада сил.

Безусловно, это создало значительное, но не подавляющее превосходство союзных сил в материальном плане, и присоединение к ним в 1915 году Италии несущественно изменило это положение. И все же если победа в затяжной войне между великими державами обычно доставалась коалиции, обладающей большей производственной базой, то возникают очевидные вопросы: почему антигерманский блок даже после двух-трех лет борьбы не смог одержать верх над противником, а к 1917 году для него вообще возникла опасность проиграть войну — и почему тогда он счел жизненно необходимым втянуть в конфликт американцев?

Таблица 22.

Промышленно-технологическое сравнение союзов государств в 1914 году (данные взяты из табл. 15–18)

Германия/ Австро- Венгрия Франция/ Россия + Великобритания Доля в мировом промышленном производстве, 1913 год 19,2% 14,3% + 13,6% = 27,9% Потребление энергоресурсов в метрических тоннах в угольном эквиваленте, 1913 год 236,4 116,8 + 195,0 = 311,8 Выплавка стали в млн. тонн, 1913 год 20,2 9,4 + 7,7 = 17,1 Общий промышленный потенциал (уровень Великобритании в 1900 году = 100) 178,4 133,9 + 127,2 = 261,1

С одной стороны, можно ответить, что те области, в которых страны Антанты были достаточно сильны, вряд ли обеспечили бы быструю и решительную победу над Союзом центральных держав. Германская колониальная империя в 1914 году с экономической точки зрения была настолько незначительна, что (кроме фосфоритов на Науру) ее потеря оказалась практически незаметна. Блокирование германской внешней торговли, безусловно, имело более разрушительные последствия, но все же не до такой степени, как предполагали британские сторонники идеи «превосходства на море»; поскольку экспортные отрасли Германии были переориентированы на нужды военного производства, Союз центральных держав фактически был самодостаточен в плане обеспечения продовольствием: сохранилась транспортно-логистическая система, ресурсы с завоеванных территорий (например, люксембургская руда, румынская пшеница и нефть) компенсировали нехватку большей части сырья, остальные же потребности удовлетворялись за счет поставок через нейтральные соседние государства. Морская блокада, конечно, оказывала негативное влияние, но только когда ее применяли вкупе с давлением на всех фронтах, и даже тогда эффект достигался очень медленно. Наконец, другое традиционное оружие из британского арсенала — периферийные операции, как во время войны на Пиренейском полуострове (1808–1814), невозможно было использовать против прибрежной Германии, так как ее морская и береговая линия обороны были слишком мощными, а против более слабых государств (в Галлиполи, например, или в Салониках) просчеты в подготовке и проведении таких операций со стороны участников антигерманского союза и новейшее оружие (минные поля, скорострельные береговые батареи) на стороне обороняющихся не позволяли достичь желаемого успеха. Точно так же во время Второй мировой войны попытки отыскать «уязвимое место» вражеской коалиции лишь оттягивали союзные войска с театра военных действий во Франции{521}.

То же самое можно сказать о подавляющем военном превосходстве антигерманского союза на море. Основные линии коммуникаций его участников в Северном море и Средиземноморье были безопасны, и их кораблям не было нужды рыскать по гаваням в поисках вражеских судов или пытаться с риском для самих себя создать блокаду вблизи береговой линии противника. В свою очередь, задача германской и австро-венгерской флотилий как раз и заключалась в том, чтобы выходить в море и противостоять попыткам англичан и французов достичь там безраздельного господства, но поскольку те отсиживались в портах, эти рейды были бесполезны. Кроме того, ни один из участников Союза центральных держав не горел желанием отправлять свои военные корабли фактически на самоубийство против значительно превосходящих сил. В итоге имевшие место редкие столкновения на море обычно носили случайный характер (сражение у Доггер-банки, Ютландское сражение) и не имели особой стратегической важности, разве что подтверждали главенство союзных государств на основных морских направлениях. Перспективу возможных столкновений уменьшала угроза, которую представляли для военных кораблей мины, субмарины, а также самолеты-разведчики и цеппелины, заставлявшие командование каждой из сторон еще больше опасаться выводить свой флот, по крайней мере пока (в высшей степени маловероятное условие) корабли противника не приблизятся к собственным берегам. При таком бессилии на воде Союз центральных держав постепенно перешел к подводной войне. Их подлодки нападали на торговые суда стран — участниц антигерманского блока, что создавало гораздо более серьезную угрозу. Однако подводная кампания против торговцев не приносила немедленных результатов и лишь подтачивала силы противника, ее фактический успех можно было бы измерить, только соотнеся тоннаж потопленных торговых судов с суммарным тоннажем спускаемых на воду новых кораблей антигерманского блока, а также с количеством уничтоженных подводных лодок. В такой войне не следовало ждать быстрых побед{522}.,