Через каждые два часа Федор отплывал к лесозаводу. Как по расписанию.

Хорошо, когда в деле порядок соблюдают!

— Ладно как все у тебя получается, Федор Степанович! — Василий глядел на дальний берег, где яснее и яснее выступали строения лесозавода. — Завод расширять будут, мне на почте говорили.

— Народу будет больше, попрошу катер, — согласился Федор. — За день веслами так намахаешься, что поясница переламывается… Лесозавод расширят. У нас леса непочатые. Ведь, считай, только с краю их пока кусанули. Ты чего глядишь?

— Морянка вроде насторожилась. — Василий показал на рваную тучу, расплывавшуюся по небу, как перебродившее тесто. — Вернуться бы нам.

— Ничего… Поспеем доехать. — Федор грузно прошел по карбасу. — Сейчас парус поставлю.

Ветер свежел.

— Не залазь к парусу, карбас опружишь, — строго сказал Федор, увидев, что Василий передвигается к подветренному борту.

Карбас тяжело переваливался с волны на волну. На дне плескалась грязная вода, и черпак с короткой ручкой надоедливо тарахтел по обшивке.

Из-под носа взлетало крошево пены. Холодные брызги доставали Василия. Ватник промок, и мелкая дрожь принялась безостановочно бить его тело.

На повороте парус заполоскался на ветру и хлестко ударил Василия по спине.

— Чего рот раззявил?! — прикрикнул на него Федор, подбирая шкот. — Пригнись! Присох, как лишай.

Голос у него был сиплый, словно из рассохшейся бочки. Руки, поросшие рыжей шерстью, легко удерживали шкот. Брезентовый плащ, надетый поверх ватника, спасал от ветра и холодных брызг.

Навалившись на рулевое весло, Федор повернул карбас по ветру и вгляделся в тускло-фиолетовую мглу, которая встала на горизонте. В ней было что-то зловещее… Надо поворачивать обратно к деревне. Деньги — вещь хорошая, но жизнь дороже. В такую морянку пожалеешь, что душу свою вместо рублей под замок в сундуке не запер. «Береженого-то, — говорят, — бог бережет». Федор быстро оглянулся назад. Полоса дождя уже скрыла Рочегу. «Припоздали. Теперь поворачивать неспособно. Парус на воду положит», — тревожно подумал он.

Ветер быстро относил карбас в глубину залива. Высокая волна встала над бортом и легко, словно играя, плеснула в карбас. Василий вскочил и схватился за мачту, уберегая от воды дырявые сапоги.

— Куда прешься?! — заорал Федор, уставясь на Василия белесыми глазами. — Связался я с тобой, с идолом!..

Василий послушно пошел на прежнее место. Согнувшись калачом, подбирая ноги, он молча смотрел на темную воду, на верхушки далеких гор, исчезающие в тумане. Ни деревни, ни лесозавода уже давно не было видно.

Ветер налетал порывами. Федор суетливо ворочал рулевое весло. Карбас рыскал, сбивался с курса, мачта надсадно скрипела, парус чиркал по верхушкам волн.

Волны стали чаще плескать через борт.

— Отливай! — Федор пнул ногой черпак. — Сидишь, как дохлая рыбина. Зальет ведь…

Голос у него был прерывистый, глаза бегали по сторонам. Он то подтягивал шкот, то опускал его.

Все произошло неожиданно. Луда — крошечный каменный островок — черным зубом вынырнула из воды метрах в трех от карбаса.

Федор закричал тонко, по-заячьи, и выпустил из рук шкот. Парус хлестнулся по ветру и сбил Василия на дно. Карбас черпнул бортом, и волна бросила его на каменный зуб, вокруг которого бурлила вода.

Потом все спуталось: глухой удар, треск, соленая вода, лезущая в рот, гирями повисшие на ногах сапоги.

Когда Василий вынырнул на поверхность, смоленый обломок карбаса, белевший расщепленными досками, быстро относило в сторону. Возле обломка торчала голова Федора.

— Спаси-те! Спа-си-те!.. — надрывно кричал он.

Василий барахтался на волнах, выплевывая воду. Изворачиваясь, как пойманная рыба, он сбрасывал с себя пиджак и сапоги.

Кричать было бесполезно: темная полоска берега маячила километрах в трех. На таких волнах долго не продержишься. Холодная вода сковывала тело, лишала его сил.

И только инстинкт самосохранения заставлял Василия выплевывать соленую воду и медленно плыть к обломку.

Высокая волна приподняла его и сунула лицом в пену. Обломок был уже рядом. Василий видел руки Федора, мертвой хваткой вцепившиеся в расщепленную доску, яркую розовую ссадину на тыльной стороне ладони и набухшие, темные жилы.

Василий подчинился волне, и та поднесла его к обломку. Уцепившись за него, и Федор и Василий могли бы удержаться на поверхности. Если только они не закоченеют, если не ослабнут их руки, если ветер и течение не вынесут в открытое море, через несколько часов их может прибить к берегу.

Василий схватился за обломок и сразу почувствовал, как уменьшилась тяжесть, тянувшая его на дно. Прильнув щекой к смоленой доске, он закрыл глаза и широко дышал, ощущая, что соленая вода больше не лезет в рот.

Отдышавшись, он уцепился за расщепленный остаток киля и подтянулся повыше. Обломок карбаса качнулся и пошел под воду.

— Куда ты?! — сипло крикнул Федор, вскинув голову. — Двоим здесь не удержаться… Я первый приплыл… Я первый…

Не слушая его, Василий лез на обломок.

Тупой удар по руке заставил его охнуть. На другой стороне обломка Василий увидел белые глаза, смотревшие на него. Мокрая борода Федора слиплась, изменив его лицо. Оно было темное, острое книзу, похожее на колун.

— Чего ты? — сдавленно крикнул Василий. — Больно ведь…

Федор чуть приподнялся и, изловчившись, стукнул с такой силой, что левая рука Василия онемела, пальцы разжались и соскочили с доски. В глазах перевозчика мелькнуло торжество, губы раздвинулись, на мгновенье показав крупные желтые зубы. Этот короткий оскал все объяснил Василию.

— Ах! — крикнул он, цепляясь за доску. — Не собьешь, паскуда, не дамся!

Василий ругался беспощадно и зло, скрипел зубами. Федор бил и бил его…

Вокруг ходили холодные волны, ветер срывал с их гребней брызги. Возле обломка карбаса бурлила вода.

Василий изнемогал.

— Федя, допусти. Не губи! — взмолился он.

Он просил, бормотал бессвязные слова, кривя рот в вымученной улыбке. Он старался поймать рыжий кулак, старался смягчить удары, подставляя под них голову.

— Потону ведь! На твоей душе грех будет!..

Волна накрыла Василия. Тупая боль в руках заставила разжать пальцы. Когда он вынырнул, обломок карбаса и Федор были от него метрах в пяти.

— Федя, не кидай!.. — закричал он и торопливо поплыл к обломку. — Федюшка!..

Федор ждал его. Когда голова Василия оказалась возле обломка, над водой поднялась нога в зеленом шерстяном чулке, и удар в лицо отбросил Василия, заставив его наглотаться соленой воды.

— Гнида! — отплевываясь, тихо, сам себе, сказал Василий.

Жить Федька хочет. Утробу свою бережет. А ведь выживет, подлец, будет по земле ходить, среди людей. Сытый, довольный. Рубли будет в сундуках копить. И никто не узнает, как он человека утопил.

Бешеная злоба охватила Василия, нахлынув горячей волной откуда-то изнутри, от самого сердца. Она словно прибавила сил в