Кроме всего прочего, штабы республиканцев не могли обеспечить свои войска картами: Интербригадам пришлось составлять их самостоятельно[690]. Проблемы командования и управления усугублялись привычкой командиров, подвергавшихся излишнему давлению, докладывать о результатах, когда до их достижения еще было очень далеко, – то же самое происходило потом в Красной армии во время Второй мировой войны.

Некоторые республиканские командиры сознательно врали своему начальству из тщеславия. Например, Кампесино без зазрения совести преувеличил потери националистов в Кихорне, когда она наконец пала, чтобы оправдать свои первоначальные неудачные действия. Листер в четыре раза завысил в донесении количество солдат противника, оборонявших Брунете, и даже доложил, что его войска достигли Навалькарнеро, когда до него оставалось еще 12 километров. Когда 14-я дивизия Меры двинулась к Брунете, чтобы сменить 11-ю, Листер заявил, будто не знал, что неприятель опять захватил этот населенный пункт. Начальник штаба Миахи полковник Матальяна предполагал, что подчиненные Листера все еще занимают невысокие холмы за ним.

Прието, находившийся в штабе Миахи в тот момент, когда Мера пожаловался на несоответствие получаемых приказов реальному положению, впал в бешенство именно из-за возмущения командующего тем, что его вводят в заблуждение. Генерал Вальтер докладывал в обычной для него едкой манере, что «причиной трогательного неведения командования 11-й дивизии о позициях их батальонов» был избыток офицеров в штабе Листера[691]. Тем не менее Модесто, командующий V корпусом, пытался отстоять репутацию прославленного коммунистического соединения, допустившего потерю Брунете.

После сражения Листеру было приказано «отвести дивизию на переобучение и пополнение», что было, наверное, необходимо после казни 400 человек. Его военного советника Родимцева вызвали в предместье Мадрида «к товарищу Малиновскому, желающему узнать о положении дел»[692].

Тем не менее главным фактором разгрома, как до того и неудачи наступления на Сеговию, было превосходство националистов в воздухе. Прието справедливо отмечал, что ахиллесова пята Народной армии – это «ее командиры и военно-воздушные силы»[693].

В результате наступления республиканцев у Брунете удалось завладеть всего 50 квадратными километрами территории, потеряв 25 тысяч человек, 80 процентов своих бронетанковых сил и лишившись трети приписанных к фронту истребителей[694]. Утрата вооружений и снаряжения была особенно болезненной в ситуации все более эффективной блокады республиканских портов.

Потери националистов составили 17 тысяч человек, но доля убитых была гораздо меньше, чем у республиканцев, более того, не столь велики оказались также потери техники и авиации.

Первое крупное наступление республики, слегка ослабившее напор противника на севере и давшее передышку в пять недель, завершилось серьезной неудачей. Упадок боевого духа в связи с потерями в лучших войсках усугублялся пониманием того, что националисты скоро сравняются с республиканцами в численности наземных сил. Франко заявил, что сражение завершилось 25 июля, в день святого Иакова, покровителя испанской армии, – а это значит, что победу даровал ей святой заступник. Он в тот момент был склонен использовать слабость республиканцев под Мадридом и развить успех у столицы, но генерал Вигон постарался убедить его, что важнее сначала уничтожить северную зону[695].

Погрешив против правды, коммунисты раструбили на весь мир о своей победе при Брунете. В XV Интербригаде комиссары рассказывали рядовым, что «полностью оправдалась активная военная политика правительства Негрина, пришедшая на смену бездействию Ларго Кабальеро». Преждевременные и сильно преувеличенные заявления об успехе операции в первые два дня заставили Миаху и его штаб упорствовать, платя высокую цену, вместо того чтобы признать свой провал. Коммунисты яростно отстаивали план операции, однако сосредоточение медленно движущихся войск на ограниченном пространстве позволило националистам использовать превосходящий потенциал своих ВВС для ударов по наземным целям противника. Аэродромы Авилы и Талаверы находились менее чем в получасе лета от Брунете, что позволяло непрерывно производить налеты бомбардировочной и истребительной авиации, сильно недооцененной сторонниками наступления.

Пропагандистский раж коммунистов, в жертву которому часто приносились человеческие жизни, привел к недовольству в Интернациональных бригадах. Мятежи американцев, британцев и поляков XIII Интербригады изображались в донесениях в Москву как «неприятные происшествия». Бойцов батальона «Линкольн» заставили снова встать в строй под угрозой расправы. Британцы – их осталось всего 80 человек – обвинили генерала Гала в некомпетентности и вернулись на фронт только из-за того, что их командиру Уолтеру Тапселлу грозил расстрел. Поляки, проведшие на фронте без перерыва несколько месяцев, решили вернуться в Мадрид. Командир бригады Винченцо Бианко («Кригер») попытался подавить выступление силой: одного из мятежников он убил выстрелом в голову. Для восстановления порядка и предотвращения бегства личного состава с фронта был использован Интернациональный кавалерийский отряд, не задействованный в сражении. Модесто приказал установить позади республиканских порядков пулеметы и открывать огонь по любому, кто станет отходить, независимо от предлога. Войска были разгневаны огромными потерями; главное, сильны были подозрения, что людей приносят в жертву в бессмысленной бойне[696].

В советских донесениях подчеркивалось ужасное состояние Интербригад после Брунете. При численности 13 353 человек их потери составили 4300 человек, около 5 тысяч оказались в госпиталях[697]. Теперь иностранцы-добровольцы составляли только 10 процентов XI бригады, а оставшиеся в абсолютном большинстве испанцы были, конечно, недовольны тем, что ими командуют офицеры, не владеющие их языком. В XIV и XV бригадах от прежних четырех батальонов в каждой осталось менее двух. Гомес, начальник лагеря Интернациональных бригад в Альбасете, докладывал командованию разведки Красной армии в Москве, что на действия Интербригад при Брунете оказала воздействие «систематическая работа пятой колонны»[698].

Параноидальная охота на ведьм-троцкистов достигла в то время немыслимых масштабов. Каждая оплошность – а их на войне не счесть – объявлялась сознательным саботажем. Генерал Вальтер был до такой степени убежден в том, что бригады нашпигованы изменниками, что, как и Модесто, прибег к заградотрядам из пулеметчиков, чтобы предотвратить сдачу батальонов неприятелю. «В первую ночь операции, – докладывал он в Москву, – пришлось разоружить и арестовать целую роту одного из батальонов бригады. Восемнадцать человек из роты во главе с лейтенантом и тремя сержантами были расстреляны по приговору военного трибунала за организацию перехода роты к неприятелю. Дивизионный комиссар и командир бригады (анархисты) были расстреляны Листером во вторую ночь операции за отказ выполнить распоряжение командования и за склонение командиров к сдаче. Более того, за 22 дня нахождения бригады на передовой было разоблачено и удалено из дивизии до двадцати вражеских агентов. Добрая половина их были офицерами. Сдача Брунете и бегство многих бригад стали в значительной степени результатом паники, которую сеяла “пятая колонна”, внедренная фашистами в наши ряды»[699].