Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давайте ваше полотенце. Сколько хотите?
– Сколько дадите. Чтобы на хлеб хватило.
Женщина заплатила хорошо. В придачу к деньгам Том получил большую спелую дыню, два помидора, пару груш и две большие виноградные грозди.
– Зина, дай ему лепешку еще, я куплю. Привет передавайте… Всем землякам… Скажите, что мы их тут помним.
– Спасибо! Та приезжайте в гости! – засмеялся он и пошел к набережной.
Через полчаса на поляне стоял пакет с едой. Помимо дыни и помидоров здесь было две буханки хлеба, лук, пачка гречки и даже небольшой кусочек местного сала, которое, впрочем, оказалось довольно жестким.
– Но как?! – не веря своим глазам, Веня даже вылез из палатки.
– Где прошел хохол, еврею делать нечего! – захохотал Монгол.
С тех пор художник смотрел на Тома с неподдельным уважением, и даже оставил ему свой молдавский адрес, расписавшись в блокноте непривычной глазу латиницей.
В заднице
Они прожили еще одну ночь. Вечера стали сырыми и холодными. И хоть вода после потопа уже ушла, но их поляна, покрытая теперь толстой глиняной коркой, выглядела совсем уныло и негостеприимно. Жить здесь больше не хотелось.
– Сама природа говорит: валить надо. – Монгол с трудом разжигал костер из мокрых ветвей можжевельника. Том не спорил.
Позавтракав, они объявили во всеуслышание, что к вечеру выступают в Партенит. На поляне сразу возникла суета, будто перед праздником. Всем хотелось как-то оформить расставание. Веня накануне продал свою странную картину с розовым утесом, и теперь торжественно разливал по кружкам бутылку вина, которую припас на важный повод. Том собирал вещи. Монгол проводил инвентаризацию.
В дорогу с ними отправлялись головка чеснока, полпачки риса, полпачки чая, двести грамм спирта и полтора литра воды. Все собрались на поляне. Том бросил прощальный взгляд на море.
– Что-то я уже устал. Может, останемся? – пошутил он.
– Ага. И сразу к Толику в гости. Прощения попросим, и ежика ему подарим. Жареного! – бугагакнул Монгол.
На берегу между тем происходила какая-то возня. Толик шумно спорил с Жекой.
– Ты же не только халявщик, ты же нищеброд. Куда ты денешься? – доносилось снизу.
– Я халявщик? – отвечал в ответ Жека, – да пошел ты… Ветер уносил его злые слова в море.
– Когда проголодаешься, – возвращайся, – хохотал в ответ Толик.
Он кричал еще что-то, но Жека его не слушал. Он вдруг ринулся к халабуде, вытащил оттуда рюкзак, и, запихав в него свои пожитки, решительно зашагал к тропинке. У тропы он обернулся и крикнул:
– Кто-то пойдет со мной? Или вам жратва дороже? Ну и сидите на цепи.
– Брось ты, Жека. Оставайся, – донесся тоненький голосок Каши.
– А что, идите, кто хочет. Мне дешевле будет. – Толик обвел взглядом свою компанию.
– Долой эксплуататоров! – крикнул Монгол с обрыва. – Жека, пошли с нами! Мы тоже уходим.
Жека приветственно махнул им рукой и через минуту появился на поляне.
– Что, поссорились? – спросил Том.
– Этот упырь вообще концлагерь устроил. Туда не сходи, этого не возьми. – Жека бросил рюкзак на землю. – В Киеве был сосед как сосед, почти друг даже. А тут раскрылся… Как людей власть меняет.
– Друзья познаются в Крыму, – вставил Веня.
– И враги тоже.
– А что случилось?
– Та ничего. Просто у кого деньги, тот и прав. – Жека усмехнулся. – А деньги остались только у Толика. Вот мы и ходим туда, куда он, и делаем то, что он хочет. Почему? А просто жрать хочется! А, главное, я вообще не понял, как это произошло! Как-то плавно, незаметно. Вроде когда уезжали, то друзьями были, а тут постепенно стали вроде как холопы.
Короче, мы с Кашей, чтобы развеяться, его брата подговорили: Колян, твои деньги – наша экскурсия. Повезем тебя на Поляну Сказок. Только Толику не говори, а то не пустит. Тот загорелся. Он совсем зеленый еще, но зато с деньгами. И все ему интересно, все посмотреть хочет, а мы сидим тут на приколе, как суслики, потому что Толик деньги экономит.
Вчера решили ехать. Пока дождались, когда Толик проснется, когда в Гурзуф свалит, – уже полдня прошло. Пока наверх выбрались, пока доехали, – уже поздно было, «Поляна» закрылась. Но мы-то уже приехали, и, чтобы не обламываться, через забор перелезли. А там красиво. Парк крутейший. Растения всякие, тропинки, статуи деревянные, зеркала кривые прямо на улице стоят. Мы ходим себе, кривляемся. А тут – бац! Из-за угла медведь выходит. Самый настоящий бурый медведь. Здоровый такой, сволочь. Смотрит на нас своими мелкими глазками, и о чем-то явно плохом думает. А Каша возьми и заори: «Ой, какой хороший мишенька пришел!» Тот услышал, и навстречу. Может, ручной, может, нет. Как-то не очень хотелось вникать, что у него там в башке, – мы на тапки нажали, и через забор. Вот и вся история. Толик, конечно, узнал все вечером, и давай орать: «Почему не сказали? А если бы медведь Коляна задрал?» И ведь не в брате дело. Ему просто обидно, что он главный, а его не позвали. Без него, кормильца, поехали. Ну, там, слово за слово, – а вы кто такие? А я вас содержу!
В этот момент на поляну поднялась Каша.
– Жека, я с тобой. Ты куда сейчас? – сказала она.
– Еще не знаю, – он повернулся к Тому. – А вы куда?
– Мы в Партенит, приятеля нашего проведать.
– В Партените делать нечего. Там и стать негде. Мы, наверное, в Лисью Бухту поедем. Или на Чуфут-Кале.
Вскоре на поляну поднялись еще двое Жекиных спутников.
– Он там вдвоем с братом остался.
– Ну и флаг ему в голову, – Жека совсем просветлел.
– И генератор на шею, – заржал Монгол.
– А что мы есть будем? – спросила Каша.
– Еще не знаю, – ответил Жека. – Крым прокормит.
Солнце перевалило к вечеру, когда Том, Монгол и новоприбывшие гуськом потянулись по обрыву к Гурзуфу.
– Верной дорогой идете, товарищи! – крикнул Веня им вслед. – Только сдается мне, что в другую сторону…
Уже на берегу Том повернулся, бросил последний взгляд на море, на обрыв, где они жили. На берегу, у горы хлама виднелась крохотная фигурка Толика.
– А может, вернетесь? – Монгол напустил на себя сочувственной серьезности. – Харчи, как-никак. Койко-место.
– Я даже знаю, что он скажет. Пацаны, да чего вы, я ж пошутил, – сказала Каша.
– Не, я зуб даю, он до сих пор не верит, что мы уйдем, – ответил Жека. – А как вернемся, то скажет: ненадолго вас хватило. Нет уж, лучше с голоду сдохнуть.
Наконец, они выбрались на трассу, попрощались с киевлянами и зашагали на восток.
– Пока! На