Борис приподнял бровь. Но уже догадался, куда Авилов клонит хотя бы географически.

– …Ну о’кей, о’кей, мы все теперь политкорректнее папы римского, – насмешливо поправился Авилов: – Я имею в виду конголезцев. Ну и прочей шушеры, которая может отираться возле ваших шахт. С нехорошими намерениями.

– Ну, у нас уже работает свечной заводик: частная военная компания «Викинг». Нареканий нет.

– Лучше моего «Орла»? Не верю!

– Нет, конечно, не лучше, – дипломатично начал Борис: – Масштабу поставленных оперативных задач отвечает, – уклончиво дал понять собеседнику он. – Это же Конго. Туристы, слоники. В определенных областях пошаливают. Бывает. Но в целом ничего. Не Центрально-Африканская, прости господи, республика какая-нибудь, когда без «калаша» с самолета лучше не сходить.

Но видел, что Авилов его не слушает. Просто ждет, когда он закончит говорить. И все-таки добавил:

– Если бы мы расширялись в Африке, если бы у меня был бизнес в ЦАР. Если бы я хотя бы просто думал в сторону ЦАР, то я бы обеими руками немедленно ухватился за…

– Орла. Частная военная компания «Орел», – напомнил Авилов.

– Да.

Он видел, что лицо у Авилова стало каким-то бетонным. Борис продолжил:

– У нас ведь откровенный разговор. И я это очень ценю. Так вот, откровенно… Сейчас не до расширения. Боливар, как ты говоришь, не выдержит двоих. Меня этот балет, честно тебе скажу, сейчас подрывает.

– Дашка брюлики ест? Это они могут.

Борис продолжал:

– Потом, декорации для нового балета…

– «Сапфиры», да, мне Еленочка рассказывала. Говорит, ужас такой, ни за какие деньги не согласилась бы это танцевать.

– На заводе Хруничева отливать пришлось. Это, прямо скажем, финансово обязывает.

– Доверие президента финансово обязывает, ничего не поделаешь, – посочувствовал Авилов.

– Да.

Он видел, что Авилов с него не спускает глаз.

– Но это хорошая идея, – радушно закруглил разговор Борис. – Безопасности мало не бывает. Особенно в Африке. Я про «Орла» подумаю!

24

Проводив гостей, супруги уставились друг на друга. Причем Авилова глядела несколько сверху вниз – к ее росту добавляли высокие каблуки. Муж поднялся на цыпочки, поцеловал.

– Что скажешь, Еленочка? Познакомились поближе?

Та передернула узкими плечами:

– Треска вареная. Такая вся правильная, – и она изобразила, что блюет (но в коридоре было зеркало, и поглядывая в него, Авилова позаботилась открыть ротик изящно и не вываливать язык слишком).

– Думаешь? Ох, бедный Борис.

– Он же не бедный.

– Я тебе скажу, такие правильные с виду девочки… да и мальчики тоже. Особенно питерские. У них обычно самые острые зубки. А главное, самый большой желудок.

– Да? – хихикнула Авилова, приобняла мужа, взъерошила небогатые волосы. – Вообще, я ее в буфете видела. Ест как все – не больше и не меньше.

– Ты ж моя дурочка, – поцеловал жену он. И добавил серьезно: – Ты с ней подружись, ладно? Не так чтобы… А…

– А чтобы – так, – перевела Авилова.

Он кивнул, похлопал жену по крепкому маленькому заду. И оба засмеялись.

25

Аня ела салат и говорила о том, возможна изоляция русского Интернета или нет.

Аня говорила о новом романе Сальникова.

Аня говорила о том, что после смерти модельера Лагерфельда «Шанель» уже будет не та.

Аня говорила о поразительной статье про то, что животные и даже рыбы чувствуют все, все, все.

Аня говорила о том, что пересадка во Франкфурте – это ад, лучше пересаживаться в Вене или хотя бы в Копенгагене, крючок, да, зато удобный.

Аня говорила… А потом спросила:

– Мам, ты меня вообще слушаешь?

«…Или только пьешь?» – так и щекотало на кончике языка, но этого она не спросила.

Вера допила из бокала. Вот и вторая бутылка наполовину пуста. Сама Аня не выпила ни капли.

– Прости, я просто что-то дико спать хочу.

«После бутылки вина особенно», – удержалась, не сказала дочь. Положила свою руку на руку матери. Вера в ответ пожала ее пальцы.

– Пойду лягу, – голос и правда звучал устало-гнусаво. Или может, просто так, как у пьяного человека, который старается не показывать, что он уже в сопли пьян.

– Конечно. Ложись.

Вера кивнула. Поднялась. И цапнула за горло бутылку, за ножку – бокал. Вышла. Аня послушала. Мать пошла прямиком в спальню – не заходя в ванную.

Аня подождала. Услышала, как забормотал телевизор.

Поднялась. Стала убирать со стола. Салат в тарелке матери был почти нетронут – только разбросан. Аня поставила тарелки друг на друга. Оставила.

Пошла, тихо ступая в носках, по коридору. Остановилась у спальни родителей. Дверь приоткрыта. На бутылке стоял длинный блик. На очках – круглые. Лицо матери белело в темноте, как луна – отраженным светом: работал телевизор. Аня посмотрела на экран. Обезображенное коричневое лицо утратило женские черты – стало просто человеческим: как будто трехлетний ребенок лепил его из пластилина, а потом надоело.

«…Они схватили меня за волосы и вылили кислоту», – бежал по-английски титр.

– Мам…

Мать обернулась на дверь.

– Гадость какая, – сказала. Переключила на другой канал. Выключила. – Лучше лягу. Голова завтра будет трещать, – легкомысленно добавила она, распахнула руки. Аня подошла. Мать приобняла ее. Аня почувствовала на щеке винное дыхание.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Аня притворила дверь.

Поговорив об Интернете, книгах, дизайне, аэропортах, проговорив весь ужин, она ни разу не задала матери вопрос: а где папа?

«Командой» были она и брат. «Командой» были она и мама. «Командой» были она, брат и мама. А он… Он не входил ни в одну из этих конфигураций. Целиком его собственная вина.

Так же тихо ступая по коридору, Аня вернулась в гостиную. Расстегнула брошенную на пол сумочку. Выловила телефон. Набрала брата.

– Вить, – сразу начала она, услышав, что тот откликнулся. Она помнила, что звонит в Токио. – Прости. У тебя сейчас там день или ночь?

– Не важно, котенок, – Аня услышала проглоченный братом зевок. – У меня джет-лег. Я все время как зомби – и днем, и ночью. А ты там как?

Оба понимали, что раз Аня звонит – не пишет смс, не пишет в вотсап, – то это потому, что дело безотлагательное. Так оно и было.

– Мама опять не очень.

Вера послушала: шаги дочери удалились. Выудила из-под подушки пульт. Предусмотрительно утопила кнопку, на которой был перечеркнутый громкоговоритель: режим «без звука». Снова засветился телевизор. Вера в три прыжка нашла нужный канал. Но передача, которая ее заинтересовала, уже закончилась.