Вы не прощаете тех, кто даёт вам отпор, я знаю. Я так полагаю, именно поэтому мой Ваня служит вам в рядах Сыновей Человечества? Потому что вы хотите мне таким образом насолить?

– Он в первую очередь талантливый воин и непорочный человек. Но если предложенный тобой вариант сделает тебе на душе хуже, то мой ответ будет положительным.

– Пусть так. Но рано или поздно я найду способ вернуть и объединить всю мою семью. И ни одна чешуйчатая падаль мне не помешает, – на этот раз уже Сергей Казимирович ткнул пальцем в грудь Мефодирия. – Даже ты.

Витающая вокруг Мефодирия отрицательная энергия вдруг вошла внутрь него. Его взгляд внезапно стал абсолютно спокойным. Он осмотрел меня с головы до пят и показал на выход.

– Пройдёмте, Виталий, – сказал он вежливо. – Мы уже достаточно времени здесь пробыли. Пора бы и честь знать.

Такая резкая перемена в настроении смутила меня, но Сергей Казимирович быстро напомнил мне, что такова особенность анугиров – они направляют энергию злобы и ярости на собственное развитие. Мефодирий незаметно от нас стал сильнее.

Всю дорогу назад мы не проронили ни словечка. Мефодирий сохранял спокойствие удава, Сергей Казимирович хранил не менее спокойное молчание. Лишь внутри меня одного бушевала буря раздумий.

«Мне нельзя пользоваться дарами крови анугиров после победы на Анугиразусом, – пролетела мысль в моей голове. – Нельзя пользоваться предоставленным оборудованием, иначе я умру. Причём навсегда, без шанса на возрождение».

Евгений через Владимира незадолго до моего отбытия сюда передал мне оборудование для переливания крови – небольшой технологичный (в кои-то веки!) аппарат. Тут же подумалось – а не желает ли Евгений моей смерти, если он передал мне его для переливания именно анугирской крови? Вряд ли он не знает о её свойствах. Неужели он хочет, чтобы я стал эдаким великомучеником, погибшим в битве с Анугиразусом? Или он боится, что я могу стать сильным настолько, что меня нельзя будет контролировать?

Или я всё же себя накручиваю?

«Сергей Казимирович, – обратился я к своему помощнику, – вы мне так много рассказывали об окружающем мире, но совсем мало говорили о себе. Расскажите о себе больше, если не трудно».

«Например?»

«Например, где вы родились, как росли, как жили. Простые, человеческие вещи, не энерговедческие».

«Это я могу поведать. Вот только вопрос тебе придётся сразу один задать – ты географию Земли-то знаешь?»

«Отдалённо только если. Европа знаю, где находится, Азия там…»

«Ладно, попытаюсь рассказать без особых географических изысков… Так-с, с чего бы начать… Родился я, значит, незадолго после падения Советского Союза, в тысяча девятьсот девяносто втором году в Севастополе, известном русском городе-крепости, что стоял на Крымском полуострове. У вас один из тяжёлых космических крейсеров так называется, помнишь – «Севастополь»?»

«Помню такой, да».

«Вот. Родился я сам по себе, однако, не в России, а в государстве, которое тогда называли Украиной. По нелепой исторической случайности полуостров, что всегда принадлежал России и был базой Черноморского флота, перешёл во владение именно этому государству. Тем не менее, учился я русскому языку, познавал русскую культуру, часто ездил с родителями в Россию смотреть на красоты самой большой страны в мире и обрёл тогда настоящую Родину. Я не уважал суржик, который украинские националисты натужно пытались называть «языком» и вбить мне в голову, я любил великий и могучий русский язык, вступал в споры с ними, несколько раз даже дрался. У нас в школе даже сформировалась целая группа ребят, которые прозвали себя «Медведи» и ходили колотить «жёлто-голубых». Я был одним из «командиров» этой группировки, кстати».

Сергей Казимирович посмеялся.

«А потом национализм потихоньку начал превращаться в нацизм, против которого двое моих дедушек сражались не на жизнь, а на смерть в Великую Отечественную войну. Я прекрасно помню «майданы», крики «Москалей на ножи!», уничтожение всего русского, подмену настоящей истории несуществующей, угрозы в адрес жителей Крыма, которые хотели отойти от этого нацистского безумия и вернуться обратно в заботливые объятья России. Это всё копилось давно, но взорвалось именно в две тысячи четырнадцатом году. Мне тогда двадцать два года исполнилось, у меня младший брат был, Дима, ему восемнадцать было. Он тогда в Киев уехал учиться, и когда начались все эти события, стал агитировать в Интернете против всего того безобразия».

Сергей Казимирович вдруг остановился. Я выждал несколько секунд и спросил:

«С ним что-то случилось?»

«Да. Его чёрно-красные нацики хотели зарезать, и у них это почти получилось. Повезло, что его друг успел скорую вызвать, когда Дима мёртвым притворился. Мама очень долго плакала, когда узнала, что случилось, а отец быстро начал искать способы обезопасить нас и наших родственников. Вскорости полуостров объявил о проведении референдума, сначала о независимости, а потом о присоединении к России. А потом на полуострове появились «вежливые люди» – русские солдаты без знаков различия. Как же нацики тогда визжали о незаконности, об оккупации, об аннексии. Отнюдь не только украинские. Западники тоже свой писклявый голосок подали».

Сергей Казимирович вновь посмеялся, уже расслабленно.

«Я тогда в экономическом университете учился. Но когда увидел этих солдат, этих мужчин, защитников Родины, во мне что-то щёлкнуло. Получив российский паспорт, я сжёг украинский, бросил университет и отправился в военное училище. Мама была резко против, говорила, мол, зачем мне вся эта муштра, служба, а вдруг меня убьют? Женский трёп, короче. А папа, бывший лейтенант Советской Армии, наоборот, тепло встретил моё решение. Учился я хорошо, стал профессиональным военным, получил звание капитана морской пехоты. А потом, в две тысячи двадцать втором году, началась Третья Мировая война. Дальше ты, в общем-то, знаешь».

«А как вы к войне относились? Со страхом? Или, быть может, что-то другое тогда вас обуревало?»

«Мной тогда двигало желание отомстить. Отомстить за брата, отомстить за убитых детей и рабочих Донбасса, который кошмарили с того же две тысячи четырнадцатого года, за всю ту ложь, за клевету, за то, что они радуются проливающейся крови русских людей. Эти люди, когда-то бывшие моими соотечественниками, превратились в настоящих животных, не знающих ничего святого, плюющихся во всех и вся своей желчью, циничных и жестоких, способные на любой гнусный поступок, лишь бы насолить своему соседу. Они реставрировали нацизм, с которым боролись мои предки, и я просто обязан был их наказать. Я обязан был убить каждого, кто повернёт оружие в сторону моей Родины, подарившей мне жизнь, свободу и смысл существования. Я знал, что моя страна, Россия, является справедливой, что она выступает против