вызывают в большинстве случаев чувство законной настороженности, а нередко и полной неудовлетворенности.

Ряд таких сравнительно-культурологических исследований сводился к применению к испытуемым – представителям различных культур общепринятых тестов, выработанных для исследования американских детей, а получаемые результаты нередко использовались для того, чтобы показать умственную неполноценность этих народов, а иногда даже чтобы оправдать предполагаемые расовые различия» (Лурия, Предисловие, с. 5).

Майкл Коул того времени ничем не отличается от кросс-культурных американских психологов. Даже его главная книга – «Культурно-историческая психология. Наука будущего» – вся построена на описании его кросс- культурных исследований как на действительной основе. Единственное, в чем он другой, – это в попытке поглядеть на то же самое исторически. Об этом стоит сказать несколько слов.

Американцы удивительно привержены антиисторизму. Нация без корней и истории построила всю свою имперскую идеологию на отказе от истории и отрицании ценности культуры в том смысле, в каком ею обладала ненавистная Родина-Европа. В сущности, в Америку и сбегали те, кто не мог выжить в условиях европейской культуры, сбегали, отрицая ее своей жизнью, ненавидя и горя желанием доказать, что однажды родина еще пожалеет, что изгнала своих несправедливо обиженных сыновей. Поэтому американец, за редким исключением, ценит то, что есть сейчас, и презирает корни и даже попытки их исследовать.

В середине шестидесятых Майкл Коул, очевидно, случайно наткнувшись на одну из ранних американских публикаций Лурии о поездках в Узбекистан, посчитал это первыми кросс-культурными экспериментами и решил съездить в Советский Союз, чтобы изучить русский опыт на месте. Вероятно, в то время это был хороший рекламный ход, позволявший ему обрести имя. Позже Коул поймет, что за советскими психологами есть то, что нельзя упускать – исторический подход марксизма. Но начинал он как типичный хамер, простите за выражение.

Я уже приводил его рассказ о том, как трудно давалось ему понимание Выготского, чью теорию он долго принимал за разновидность американского необихевиоризма, возникшего лет через тридцать после смерти Выготского.

«Вернувшись к идеям Л.Выготского после десятилетия исследований в области культуры и когнитивного развития, я снова нашел его работы очень трудным чтением. Уже не считая его просто американским теоретиком научения, пользующимся русской терминологией, я не мог вникнуть в детали его дискуссий с психологами начала XX века.

Я недостаточно хорошо знал их работы, чтобы оценить аргументы Л.Выготского и увидеть их связь с моими текущими заботами, и в конце концов— разве не пришли им на смену другие теоретики, труды которых изучались в университете?» (Коул, Культурно, с. 129).

Типичный хамер, который во всем, с чем встречается в мире, пытается узнать то, что изучается в американском университете. А поскольку в американском университете правит мода, то изучается лишь то, что сумело подать себя на рынке образовательной продукции, а остальное просто выбрасывается, независимо от его действительной ценности с точки зрения познания человека или себя.

Но кто в состоянии определить, что представляет ценность в этом смысле, если утеряны исходные основы, и всю эту объемную пену американских теорий просто не с чем сравнивать – накопления качества не происходит, потому что нет такой задачи. Есть задача продавать и продаваться… Нация торгашей…

В 2001 году один из известных и модных американских кросс-культурных психологов Дэвид Мацумото издал огромный сборник из трудов всех ведущих кросс-культурных психологов США – «Culture and Psychology». У нас его издали с названием, вывернутым строго наизнанку: «Психология и культура». Начинается этот титанический труд с исторических обзоров существования кросс-культурной психологии и ее взаимоотношений с психологией культурно-исторической.

Ни один(!) ни один из обзоров, написанных современными корифеями американской кросс-культурной психологии, не опускается во времени за рамки того, что сейчас изучается в американских университетах! Попросту говоря, американская кросс-культурная психология помнит себя на протяжении последних двух-трех десятков лет, от силы с конца шестидесятых! Нет даже тех, с кого начинались все кросс-культурные исследования в Америке, вроде Боаса. Думаю, любой корифей этой науки был бы вправе с возмущением сказать: Я недостаточно хорошо знал их работы, чтобы оценить аргументы и увидеть их связь с моими текущими заботами, и в конце концов – разве не пришли им на смену другие теоретики, труды которых изучались в университете?!

Культурная психология Коула отличается от них уж хотя бы тем, что он пытается рассмотреть свою науку как некое историческое явление, которое почему-то однажды рождается, явно как некая потребность человечества… И развивается потом, развивается по каким-то законам, которые тоже являются культурно-историческими…

Глава 1

Культурная психология. Коул

В 1974 году Майкл Коул издал свою первую книгу, обосновывающую уход от чистой кросс-культурной психологии. Произошло это именно как осмысление итогов кросс-культурных экспериментов, проведенных им в Африке. Я не хочу подробно входить в суть самих экспериментов, поэтому ограничусь лишь тем, что считается слабым местом и культурной и кросс-культурной психологий – методологией и философией науки. Проще – как и какие задачи решались этой психологией.

Сначала – как эти задачи и соответствующие им методы разглядел Александр Лурия, издававший книгу Коула и Скрибнер в России. Дело в том, что он, говоря о самих исследованиях, в сущности, говорит о главном методологическом требовании к самой психологии: исходить в построении методологии из задач, которые ставит перед собой наука и делающий ее ученый. Говорить-то говорит, да, кажется мне, ни сам этого не услышал, ни до Коула не донес.

Во всяком случае, разговор о методике кросс-культурных исследований почему-то не переносится им с испытуемых на самих психологов. Будто бы испытуемый – это материал, а психолог – божество, к которому ни человеческие, ни психологические законы не применимы…

«Результаты этих исследований были совершенно однозначны. Они показали, что одни и те же задачи решаются совершенно по-разному в зависимости от того, какие мотивы лежат в их основе, от содержания предъявляемых задач и шире— в зависимости от тех реальных условий, в которых живут представители этих народностей. Эти исходные позиции авторов приводят их к формулировке следующего условия, строгое соблюдение которого только и может дать полноценные научные результаты.

Следует изучать не столько то, к чему в конечном счете приводит решение той или иной задачи, сколько то, как протекает самый процесс ее решения, какие приемы применяются при ее решении, какими мотивами направляется решение задачи и в каком отношении находится содержание этой задачи к реальной практике представителей тех народов, с которыми проводится данное исследование» (Лурия, Предисловие, с. 6–7).

Попробуйте к последнему абзацу Лурии задать вопрос: а зачем все это изучать? И если он для вас прозвучит вполне естественно, по крайней мере, как возможный