– В конце концов, ты меня чуть не изувечила и просто обязана помочь.

– С какой стати?

– Из чувства сострадания.

– Никогда о таком не слышала. Ты выйдешь из машины или мне позвать милицию?

– Не верю, что такая девушка может быть жестокой. Отвези меня к вокзалу, это недалеко. И будем считать, что мы в расчете.

– Не пойдет, – покачала я головой. – Я не мать Тереза, сострадания во мне нет и доброты кот наплакал. Твои враги проехали мимо, если поторопишься, то успеешь смыться.

– Ага, очень умная, да? Они прочешут весь район. Уж можешь мне поверить.

– Если я начну орать во все горло, они найдут тебя быстрее. Ну, так что? – спросила я.

– Спасибо, что в беде не бросила, – ехидно буркнул он, вышел из машины и мгновенно растворился в толпе. Лишь на секунду, трогаясь с места, я увидела в переулке клетчатую рубаху.

Я отъехала на приличное расстояние от места, где мы простились, прежде чем догадалась оглянуться. Моя сумка лежала сзади, но совсем не так, как я ее положила. Я притормозила и, чертыхаясь, ее достала. Так и есть, кошелек исчез.

– Гаденыш, – пробормотала я, но тут же усмехнулась своим мыслям. Парень очень ловок. Вполне возможно, он повторяет этот трюк по нескольку раз в день, выбирая в переулке тачки побогаче. Надеюсь, в один прекрасный момент ему непременно что-нибудь отдавят…

Впрочем, особой злости у меня на него не было, сама хороша. Я позвонила в банк, чтобы заблокировать карточку. В гостинице есть еще одна, денег мне хватит, если быть экономной.

Утешая себя подобным образом, я направилась в гостиницу. В холле тосковал Алексей Дмитриевич. Я, не обратив на него внимания, пошла к лифту, и тогда он меня окликнул:

– Светлана Сергеевна!

Он шел ко мне ссутулившись и вроде даже косолапил. Настоящий медведь.

– Здравствуйте, – сказал он и вздохнул: – Жду вас уже довольно давно. Мобильный дома забыл, – развел он руками.

– Я вам звонила. Вы что, по утрам бегаете?

– Вообще-то нет. Но сегодня пришлось.

– Что так?

– Короче, у меня три новости, – понизил он голос, оглядываясь по сторонам, точно был уверен: все только и делают, что нас подслушивают.

– Должно быть две, – нахмурилась я.

– Что? А-а… Нет, у меня три, но зато все скверные.

– Хорошо. Идемте в бар. Плохие новости на пустой желудок вообще непереносимы.

Он взглянул с неодобрением, но пошел за мной в бар. Я взяла кофе, бутерброды и пододвинула ему.

– Ешьте.

– Спасибо, я завтракал.

– Мне кажется, вы всегда голодный. Из-за этого меня мучает совесть. Давайте ваши новости.

– Тогда я сначала перекушу, – кивнул он и с энтузиазмом съел бутерброды, забыв, что он вестник несчастья. Потом вроде бы одумался, снова загрустил и наконец заговорил: – Первая новость: сегодня ночью скоропостижно скончался наш вице-губернатор.

– Так он вроде молодой?

– Пятьдесят два года. Сердце. «Скорая» не успела приехать. Для всех это полная неожиданность.

– Бывает, – пожала я плечами.

– Дело в том, что вечером он заявил жене, что его отравили.

– Кто отравил?

– Недруги, естественно.

– Это я поняла, а кто конкретно? Он, поди, своих врагов хорошо знает…

– Никаких имен он не называл.

– Вот это плохо, – пожала я плечами.

– Слушайте, что здесь смешного?

– Я и не смеюсь. А с чего он взял, что его отравили?

– Чувствовал себя неважно уже несколько дней.

– Но к врачу не обращался? Не очень-то человек беспокоился о своем здоровье.

– На здоровье он никогда не жаловался и легкое недомогание поначалу приписал усталости.

– Понятно, народные избранники вкалывают, как известно, с утра до вечера, и усталость у них хроническая. Тогда с чего он решил, что его отравили?

– С того, что состояние резко ухудшилось. Он даже уехал с работы после обеда.

– Но врача не вызвал. Жена об этом тоже не позаботилась.

– Что вы хотите сказать? – нахмурился Алексей Дмитриевич.

– Просто пытаюсь понять, с какой стати человек решил, что его отравили. Может, новоиспеченная вдова попросту фантазирует? Как я поняла, ничего конкретного насчет отравления он ей не сообщил. Ни кто это сделал, ни где это могло предположительно произойти, так? При этом умер от сердечного приступа. Верно?

– Вскрытия еще не было, но, судя по всему…

– Не знаю, что в произошедшем для меня особенно плохого, но смерти я, естественно, никому не желаю, поэтому будем считать его плохой новостью. Давайте вторую.

– Наше мельтешение в городе не осталось незамеченным.

– Ага. Значит, начальство шею намылило?

– Уберегся, но с утра я был в милиции, – поскучнел еще больше Ковалев.

– И наконец-то узнали, кто такой Талызин?

– Узнал, – поморщился он. – И это третья плохая новость.

– Надеюсь, парень жив-здоров?

– Меня это не особо порадовало. Парень в милиции известен.

– Чем знаменит?

– Как выяснилось, он входит в группировку некоего Григория Горелова.

– Гриши Меченого, – кивнула я.

Алексей Дмитриевич поднял брови и совсем было решил выразить свое удивление словесно, но я усмехнулась и напомнила:

– Не забывайте, это мой родной город, и я долгое время работала здесь в газете. Так что грех мне было бы не знать такого выдающегося человека.

– Вы с ним лично знакомы?

– Бог миловал. Но наслышана. Был слух, что его взорвали в собственной машине. Что, врали люди?

– Люди не врут. Взорвали, но неудачно, то есть ему-то как раз повезло. Правда, теперь к его изувеченной физиономии прибавилась хромота.

– Гранатку под педаль сцепления сунули?

– Все-то вы знаете… – съязвил Ковалев.

– Мыслят стандартно, с ними неинтересно. Помнится, своим прозвищем он обязан вмятине на лбу, тоже являющейся следом неудавшегося покушения. Выходит, везунчик он у нас, Гриша Меченый. Чем он теперь занимается? Открыл собственное дело или в депутаты подался?

– Скажете тоже…

– Неужто до сих пор с пистолетом бегает, точно пацан?

Алексей Дмитриевич покачал головой в досаде.

– Не пойму, что вас так веселит?

– В основном реалии нашей жизни. Время идет, а ничего не меняется.

– Кое-какие перемены есть. Фамилия Строев вам что-нибудь говорит?