Меченый сказал:

– Вы слыхали, верно, что королева Екатерина желает заключить мир?

Пьер презрительно хмыкнул.

– Мир заключают, когда проигрывают, а не когда побеждают.

Герцог кивнул.

– Завтра мы возьмем Орлеан и обезопасим Луару. Оттуда двинемся на север, в Нормандию, и сокрушим остатки протестантов.

– Этого-то Екатерина и боится, – ответил Пьер. – Когда мы избавим страну от протестантского отребья, вы, ваша светлость, станете могущественнее короля. Вы, не он, будете править Францией.

«А я окажусь рядом с вами», – прибавил он мысленно.

Когда все лошади благополучно очутились на дальнем берегу, герцог и его приближенные взошли на паром.

– Что-то давно ничего не было слышно от кардинала Шарля, – заметил Пьер как бы невзначай.

Шарль находился в Италии, в городе Тренто, на церковном соборе, который созвал папа Пий Четвертый.

Меченый фыркнул.

– Им бы все болтать, этим святошам. А мы тем временем истребляем еретиков.

Пьер отважился возразить:

– Нам следует убедить церковь нас поддержать. Иначе плоды ваших побед пожнут слабые люди, грезящие о терпимости и примирении.

Герцог задумчиво качнул головой. Они оба, Франсуа и его брат-кардинал, научились прислушиваться к словам Пьера. Тот неоднократно доказывал свою полезность и несомненное политическое чутье, поэтому к нему со временем перестали относиться как к безродному выскочке. Сам он это вполне сознавал – и был весьма доволен.

Меченый хотел было что-то сказать, но тут прогремел выстрел.

Пьеру показалось, что стреляли с того берега, который они только что покинули. Ле Пан и Пьер обернулись одновременно. Несмотря на сумерки, Пьер ясно разглядел мужскую фигуру у кромки воды: невысокого роста, молодой, лет двадцати с небольшим, смуглый, волосы на макушке стоят торчком… В следующий миг незнакомец бросился бежать, но Пьер успел заметить у него в руках пистолет.

Герцог Франсуа повалился на палубу парома.

Ле Пан выругался и склонился над герцогом.

Пьер рассмотрел, что пуля угодила Меченому в спину. Не так уж и трудно попасть в цель, если стреляешь с близкого расстояния, да еще видишь белое перо на шляпе.

– Жив, – проговорил ле Пан. Капитан снова поглядел на берег, и Пьер понял, что он прикидывает, сможет ли добраться до суши вброд или вплавь и схватить стрелка. Но потом послышался топот копыт, и стало понятно, что стрелок припрятал коня где-то неподалеку. Их лошади все были на дальнем берегу, поэтому догнать негодяя не представлялось возможным. Что ж, покушение тщательно спланировали.

– Давай шустрее! – крикнул ле Пан паромщику. Тот налег на шест изо всех сил, явно не желая, чтобы его заподозрили в причастности к покушению.

Пуля попала герцогу под правую лопатку. Хорошо, хоть сердце как будто не задела. Из-под кожаного дублета сочилась кровь, что было хорошим знаком: мертвецы не кровоточат.

Но ведь герцог может и не оправиться. Даже легкие раны подвержены заражению, от которого случается лихорадка, порой приводящая к смерти. Пьеру хотелось плакать. Неужели такое возможно – потерять бесстрашного вожака буквально накануне окончательной победы в войне?

Паром приблизился к дальнему берегу, и стражники, ожидавшие вместе с лошадьми, закричали наперебой, выясняя, что стряслось. Пьер молчал, размышляя над вопросами, которые лично его тревожили куда сильнее. Что случится, если Меченый умрет?

Молодой Анри станет герцогом Генрихом в возрасте двенадцати лет. Ему столько же, сколько королю Карлу Девятому, и они оба слишком молоды, чтобы принимать участие в гражданской войне. Кардинал Шарль далеко, в чужой стране; кардинал Луи готов утопиться в бутылке. Семейство де Гизов, похоже, лишится в одночасье всякого влияния – власть, увы, чрезвычайно хрупка.

Пьер отогнал подступившее отчаяние и заставил себя, насколько мог, мыслить логически. Едва станет известно, что де Гизы отныне беспомощны, королева Екатерина, так ее разэтак, заключит мир с Гаспаром де Колиньи и вновь издаст указ о веротерпимости. Бурбонов и Монморанси снова приблизят ко двору, а протестанты смогут распевать свои гимны так громко, как им только заблагорассудится. Словом, погибнет все, чего Пьер достиг и к чему стремился в последние пять лет.

Снова нахлынуло всепоглощающее отчаяние. Что же делать?

Прежде всего нужно сохранить свое положение главного советника.

Стоило парому уткнуться в берег, как Пьер принялся отдавать распоряжения. В подобные мгновения растерянные и напуганные люди охотно слушаются того, кто ведет себя так, будто знает, что делает.

– Герцога нужно доставить в замок как можно быстрее, но по дороге не трясти! Иначе он может истечь кровью. Ищите доски.

Пьер огляделся по сторонам. Конечно, если припечет, можно выломать несколько досок из палубы парома. Но тут он заметил невдалеке домик и ткнул пальцем в ту сторону.

– Снимите с петель дверь и положите герцога на нее! Пусть шестеро его несут.

Солдаты подчинились, радуясь, что есть кому командовать.

Гастон ле Пан, впрочем, был не из тех, кто привык подчиняться, поэтому с ним Пьер заговорил иначе, не столько приказывая, сколько советуясь:

– Думаю, тебе следует взять пару человек и лошадей, вернуться обратно и поискать нашего стрелка. Ты хорошо его рассмотрел?

– Маленький, смуглый, лет двадцати пяти, с пучком волос на голове.

– Точно. Я видел то же самое.

– Поеду. – Ле Пан повернулся к солдатам. – Расто, Брокар! Трех лошадей обратно на паром!

– Мне понадобится самая резвая лошадь, – сказал Пьер. – Какую посоветуешь?

– Резвее всех жеребец герцога. Но куда ты собрался? Это же я погонюсь за стрелком.

– Сейчас важнее всего жизнь герцога. Поскачу в замок за врачами.

Ле Пан оценил справедливость слов Пьера.

– Верно.

Пьер взобрался в седло и послал могучего жеребца вперед. Он не считал себя опытным наездником, а конь герцога отличался буйным норовом, однако, по счастью, животное притомилось после целого дня пути и потому не стало ерепениться. Пьер пустил коня шагом, затем осторожно пристукнул пятками, посылая рысью.

До замка он добрался через несколько минут, соскочил с коня и вбежал внутрь.

– Герцог ранен! – крикнул он. – Его скоро принесут сюда! Немедленно пошлите за королевским хирургом! И подготовьте для герцога кровать внизу!

Слуги выглядели настолько ошеломленными, что распоряжения пришлось повторить несколько раз.

Герцогиня Анна, из рода д’Эсте, сбежала по ступеням лестницы, привлеченная суматохой внизу. Этой простоватой женщине, супруге Меченого и итальянке по происхождению, исполнился тридцать один год. Их брак был политическим, герцог хранил верность жене не больше, чем прочие мужчины, облеченные достатком и властью, но все-таки относился к Анне тепло, и она платила ему той же монетой.