Пьер поспешил вмешаться:

– Ваша светлость, протестанты, как и весь город, наверняка знали, что вы приедете этим утром. По-моему, они намеренно решили вас оскорбить.

Пьеру ответил Гастон ле Пан. Бывалый воин, тот старался избегать насилия, если к тому не вынуждали обстоятельства; быть может, именно поэтому он до сих пор оставался жив в свои тридцать три года.

– Ваша светлость, можно обойти город. Не хочу терять людей на пути к Парижу. Ведь там нам понадобятся все, кого мы соберем.

Совет Гастона Пьеру не понравился.

– Нельзя спускать такое с рук, ваша светлость. Нельзя давать слабину.

– Никто не посмеет упрекнуть меня в слабости! – вскричал Меченый и послал коня вперед.

Ле Пан смерил Пьера мрачным взглядом, но его солдаты весело устремились за Меченым, радуясь случаю развеяться, как они это называли. А Пьер постарался должным образом воодушевить солдат. Поотстав, он негромко бросил нескольким: «Чую запах добычи!» Солдаты захохотали. Насилие всегда сопровождалось грабежами, и солдаты рассчитывали поживиться добром горожан.

Когда отряд вошел в город, колокола стихли.

– Найдите и приведите священника, – велел герцог.

Отряд медленно двигался по улице к главной площади. В отдалении, за стенами, виднелись здание королевского суда, замок и церковь. На рыночной площади, к западу от церкви, дожидался, как выяснилось, тот самый эскадрон тяжелой конницы – численностью пятьдесят человек, у каждого два боевых коня и вьючная лошадь для перевозки доспехов. Кони ржали и перебирали копытами.

Гастон ле Пан велел своим солдатам спешиться и расположиться на частично крытом рынке, а стрелков кардинала Луи разместил на кладбище, с южной стороны от церкви. Некоторые бросились в стоявшую на площади таверну, чтобы позавтракать ветчиной и пивом.

Привели приходского священника. Судя по хлебным крошкам на стихаре, его оторвали от завтрака. За священником по пятам шагал кастелян замка.

– Правильно ли я понимаю, что протестанты затеяли в Васси свою богомерзкую службу? – процедил герцог.

– Да, ваша светлость, – коротко ответил священник.

– Я не мог их остановить, – пожаловался кастелян. – Они не стали меня слушать.

– В указе о веротерпимости сказано, что такие службы должны проводиться вне пределов города.

– Понимаете, ваша светлость… – Кастелян замялся. – Они как бы и не в городе.

– А где же тогда?

– Получается, что в замке. А замок сам по себе, если следовать закону, он за городской чертой. Ну, так протестанты говорят.

– Крючкотворская уловка! – фыркнул Пьер.

– Где именно они собрались? – требовательно спросил Меченый.

Кастелян указал на возвышавшийся за кладбищем, у стены замка, большой и кособокий амбар с крышей в прорехах.

– Вон там. Этот амбар уже на замковой земле.

– То есть это мой амбар! – рявкнул Меченый. – Неслыханная наглость!

Пьер прикинул, как можно подтолкнуть герцога к действиям.

– Указ о веротерпимости дает королевским чиновникам право наблюдать за протестантскими собраниями, ваша светлость. Вы вполне можете проверить, что они там устроили.

Ле Пан снова попытался воззвать к здравому смыслу:

– Это наверняка приведет к неприятностям.

Но кастеляну мысль пришлась по душе.

– Ваша светлость, если вы явитесь туда, с солдатами за спиной, они перепугаются и научатся, глядишь, соблюдать закон.

– Долг зовет, ваша светлость, – прибавил Пьер.

Ле Пан потрогал свое изувеченное ухо, словно то вдруг зачесалось.

– Не стоит будить спящую собаку, – проворчал он.

Меченый призадумался, сидя в седле, и Пьер успел даже испугаться, что герцог прислушается к увещеваниям ле Пана и позволит протестантам остаться безнаказанными. Но тут протестанты запели.

Пение гимнов прихожанами не было свойственно католическим мессам, а вот протестанты любили петь – громко, истово и по-французски. Хор из сотен голосов взмыл, казалось, к небесам, звук растекся над кладбищем и рыночной площадью.

– Возомнили себя священниками, что ли?! – прорычал Меченый, которого гнев обуревал все сильнее.

– Их дерзость нельзя долее терпеть, – поддакнул Пьер.

– Верно! Пора их проучить!

– Ваша светлость, – сказал ле Пан, – позвольте мне предупредить их о вашем появлении. Я возьму с собой пару человек, не более. Если они поймут, что вы в полном праве прийти к ним, и если согласятся выслушать вас, мы, быть может, избежим ненужного кровопролития.

– Ступай! – процедил Меченый.

Ле Пан подозвал двух солдат со шпагами.

– Расто, Брокар! За мной!

Пьер узнал в этих двоих ту самую парочку головорезов, что вела его когда-то от парижской таверны «У святого Этьена» в семейный особняк де Гизов. Это случилось четыре года назад, но испытанное унижение до сих пор ощущалось необыкновенно остро. Он улыбнулся, подумав, насколько высоко нынче вознесся над этими громилами. Жизнь хороша, если вовремя поймать возможность!

Солдаты двинулись через кладбище. Пьер пошел за ними.

– Тебя я не звал, – проворчал ле Пан.

– А я тебя не спрашивал, – в тон отозвался Пьер.

Вблизи амбар выглядел обветшалым. Кое-где в стенах отсутствовали доски, дверь висела на одной петле, у входа громоздилась куча щебня. Пьер спиной ощущал взгляды тех, кто остался стоять у церкви, и стрелков, расположившихся на кладбище.

Когда они достигли двери, гимн закончился и пение оборвалось.

Ле Пан дал своим спутникам знак остановиться, а сам распахнул дверь.

Внутри собралось около пяти сотен человек. Мужчины, женщины, дети – все они стояли, ибо ни скамей, ни стульев в здании не было. По одеждам легко было догадаться, что здесь хватало и бедных, и богатых, причем никто не сторонился прочих, в отличие от католических служб, на которых родовитые прихожане всегда сидели наособицу. В дальнем конце амбара Пьер разглядел самодельную кафедру, с которой как раз завел молитву пастор в сутане.

Мгновение спустя мужчины, стоявшие ближе всех к двери, заметили чужаков и решительно заступили им дорогу.

Ле Пан сделал шаг назад, чтобы не столкнуться с кем-либо из протестантов. Брокар и Расто последовали примеру командира.

– Герцог де Гиз желает поговорить с вами, – объявил ле Пан. – Приготовьтесь его выслушать.

– Тсс! – прошипел молодой мужчина с черной бородой. – Пастор Морель проповедует!

– Опомнитесь, люди! – воскликнул ле Пан. – Герцог и без того злится, что вы устроили незаконное сборище в его амбаре. Не стоит злить его дальше.