– Я бы оправдала, – сказала она глухо.

Не надо себя обманывать, вся эта затея с женитьбой, дурацкий ультиматум – все это было только желание достойно разорвать тягостную и опустошающую связь не униженной попрошайкой, а хозяйкой положения. Жаль, что пришлось причинить боль законной супруге, но, ей-богу, душевный покой жены – забота мужа, а не его любовницы.

– Тогда пусть Надежда Георгиевна пишет особое мнение, – предложила Наташа.

– Оно важно для закона, а Шевелев им максимум подотрется.

– Тоже верно.

Помолчали. Наташе, кажется, стало получше, потому что она снова схватилась за сигарету.

– Последняя, – сказала она, смяв пустую пачку.

– Дамы, а у вас еще есть? Потому что мне приговор долго печатать, хоть оправдательный, хоть какой.

Наташа дотянулась до своей сумочки и похлопала по упоительно-сиреневому кожаному боку.

Усевшись за машинку, Ирина проверила, что все листы заряжены правильно:

– Я пока начну вводную и описательно-мотивировочную части, а вы думайте.

Пальцы быстро летали по клавиатуре – тут стояла хорошая машинка, хоть и механическая, но настоящая «Оптима».

Наташа снова легла на составленные стулья и укрылась Ирининым пиджаком, а директриса так и расхаживала по комнате из угла в угол. Вдруг она остановилась возле Ирины и внимательно на нее посмотрела. Ирина прекратила печатать:

– Что?

– Знаете, что мне сегодня сказала дочка? Папа ее пугал и так и эдак, и Яшиной армией, и ее собственным непоступлением, и всем на свете, а она сказала только одно: «У тех людей, которые станут по указке Шевелева разрушать нашу жизнь, тоже будут очень веские основания». Неужели действительно никак невозможно прервать этот всеобщий холопский заговор?

– Нет, если каждый будет думать, что первым это сделает кто-то другой.

Когда они вышли оглашать приговор, рабочий день давно закончился. За окном незаметно стемнело, и в зале суда раздражающе ярко горели лампы дневного света. Из открытых форточек тянуло весенней сыростью, и в зале поубавилось народу. Зеваки ушли, наскучив ожиданием, остались только близкие погибших девушек и журналисты, да в третьем ряду сидел замполит. Из-за маленького росточка видно ему было плоховато, и он все время высовывал голову в проход.

Ирина боялась, что из-за огромного количества выкуренных сигарет Наташа не сможет стоять, действительно упадет в обморок и сорвет заседание, поэтому зачитывала приговор быстрее обычного.

Механически перечисляя состав суда, данные подсудимого и прочие бюрократические необходимости, она думала, что, пока решение не произнесено вслух, все еще можно исправить. Дело еще не сделано, и жизнь еще никуда не повернула безвозвратно.

Вздохнуть, остановиться, подождать несколько минут…

Ирина зажмурилась на секунду, стиснула зубы, как перед прыжком в воду, потом набрала в грудь побольше воздуха и громко сказала: «Признать невиновным».

Надежда Георгиевна вышла на улицу. Совсем стемнело, и вдобавок заморосил мелкий по-осеннему дождик. Она подставила лицо холодным каплям, глядя, как они посверкивают в холодном свете уличного фонаря, прежде чем упасть на землю. Не верилось, что все закончилось. Подошла Наташа, скоро должно подойти ее такси. Надежда Георгиевна осталась подождать вместе с ней, ведь завтра эта девушка перестанет быть частью ее жизни.

Через несколько минут на пороге появилась Ирина – она задержалась поговорить с родственниками девушек, объяснить им, что следствие немедленно будет возобновлено и убийцу обязательно изобличат.

– Странно, что завтра мы не увидимся, – сказала судья, невесело улыбаясь, – я к вам, девочки, что-то прикипела.

– Слушайте, – вдруг воскликнула Наташа, – а я ж не сообразила, что папа может вашему сыну за три секунды выправить белый билет! Нет такого шаблона просто в голове, вот сразу и не додумалась. Давайте обменяемся координатами и сразу позовем друг друга на помощь, если что начнется. Где я живу, вы знаете, а ваши телефоны я сейчас тоже запишу.

Наташа зашла под козырек и достала из сумки блокнот. Надежда Георгиевна быстро к ней присоединилась.

– Вот так. Если мне вдруг понадобится кулинарный рецепт, сразу вас наберу, Надежда Георгиевна, а о знакомом в правоохранительных органах любой врач может только мечтать, – засмеялась Наташа, – в последнее время люди что-то полюбили строчить на нас жалобы. И вы, пожалуйста, не стесняйтесь, а немедленно звоните в любой экстренной ситуации.

Тут подъехала «Волга», коротко гуднув, Надежда Георгиевна с Ириной усадили Наташу в салон, помахали вслед и остались на крыльце, не зная, как расстаться. Подошел Кирилл Мостовой.

– Простите, граждане, то есть товарищи судьи, так я теперь свободен? – спросил он осторожно.

Ирина улыбнулась:

– Совершенно верно.

– И могу идти домой?

– Можете.

– Спасибо вам! – Кирилл протянул к ним руки, но быстро опомнился и опустил. – Просто не знаю, как выразить свою благодарность.

Надежда Георгиевна с Ириной переглянулись:

– Что вы, мы просто выполняли свой гражданский долг.

Мостовой еще немного потоптался возле них, с чувством благодаря, а потом повернулся уходить, и тут Ирина окликнула его:

– Кирилл Вениаминович, позаботьтесь о том, чтобы всегда иметь твердое алиби, – негромко сказала она, – постарайтесь не оставаться один, потому что настоящий преступник все еще на свободе, и вы снова окажетесь в камере, как только он нанесет новый удар.

Несмотря на усилившийся дождь, Надежда Георгиевна шла домой не торопясь. Она не испытывала триумфа или внезапного освобождения, нет, на душе воцарилось более спокойное чувство, сродни тому, что она испытывала, собираясь ехать в университет. Все по плечу, все пути открыты, и груз ошибок еще не тяготит, но все равно страшновато.

Магазины уже закрылись, но в витрине гастронома горел свет, наверное, там переучет. Надежда Георгиевна заглянула, увидела на прилавке круглые сырные головы и поняла, что сильно проголодалась. В перерыве они допили остатки божественного импортного кофе с сушками, а потом стало совсем не до еды. Надежда Георгиевна ускорилась, вспомнив, что в холодильнике стоят две бутылки молока, а в хлебнице дожидается прекрасный рогалик, пышный, с глянцевым боком, усыпанным белой сахарной крошкой. Ужинать по-настоящему она не станет, но нальет себе полную кружку молока и отломит изрядный кусок рогалика.

Как только она открыла дверь, муж со свекровью почти синхронно вышли из своих комнат.

– Ну? – так же синхронно спросили они.

– Невиновен, – бросила Надежда Георгиевна, снимая пальто, в чем муж и не подумал ей помочь.

– В смысле?

– В смысле оправдали.