– Так это же символика Берханов, – пыхтя от подпрыгиваний на одной ноге, сказал Пикс.

– Это того неудачника, что развалил объединенный юго-восток?

– Нет. Это того, который объединил, – поправил Пиксар.

– Но там же всю семью вроде убили? Наследников быть не должно, – непонимающе произнес Дамаск, вспоминая уроки Маркеша.

– Да. Но некоторые, после того как всю семью вырезали, начали носить вещи с этой символикой, доказывая тем самым верность истинным Берханам, а не тому предателю, что носит их фамилию.

– Я слышал об этом… – задумчиво произнес Шах. – Но вроде бы символ с головой тигра можно носить лишь Берханам. А те, кто им предан носят символ клыка тигра.

– Да. Но истинных Берханов-то уже не осталось. Думаю, некоторые решились носить голову тигра. В качестве доказательства безграничной преданности. Ведь клык не самая четкая сигнатура, – поделился своими измышлениями Пиксар.

– А разве символика этого… как его… Хмириса не такая же? – поинтересовался Дамаск.

– Нет. Он взял родовую символику своей матери – орла.

Слева послышался громкий хлопок, заставив медленно бредущих Дамаска, Шаха и Пиксара одновременно вздрогнуть.

Держась за ребра, к ним хромал Ганс.

– Ты точно в порядке? – спросил его Дамаск.

Парень вновь показал тот же жест с оттопыренным большим пальцем кверху. Доковыляв до друзей, зеленоглазый остановился и начал жестами что-то активно объяснять. Сначала он указал в сторону (Дамаск понял, что имелись ввиду главные эссорские ворота, значит, речь пойдет о наемнике), потом двумя руками провел по вискам, затем по голове до поясницы, после чего похлопал себя сзади по шее и нарисовал на ней невидимый крест.

– Не понятно, Ганс! – озвучил общую мысль Шах.

Парень раздраженно выдохнул, с недовольством посмотрев на скорпуса. После чего повторил все жесты заново.

– Ганс говорит, что наемник квихельм! – перевел Пиксар.

– Этого не может быть. У него стриженные волосы. Маркеш говорил, что квихельмы лучше руку себе отрежут, чем свои хвосты, – не согласился скорпус.

Ганс вновь начал интенсивно хлопать себя по шее сзади. Ничего не поняв, скорпус злобно выматерился. На помощь опять пришел Пиксар, уточняюще спросив:

– У него на шее что-то было?

Интенсивно качая головой в знак подтверждения, парень нарисовал в воздухе крест.

– Татуировка?

Ганс вновь утвердительно кивнул.

– У него была татуировка в виде креста на шее, – перевел Пикс, после чего обратился к немому: – А крест обвивал плющ?

В этот раз ответ был отрицательный.

– Да. Это, однозначно, был квихельм. В ранге Подмастерья, – подытожил Пиксар, забыв про сломанную руку. – Но как-то все странно… Очень странно…

Шах обменялся с Дамаском взглядами, в которых смешались непонимание, изумление и сильное беспокойство. Они же неприкосновенны для квихельмов. В этот момент, к ним подбежали карберы.

– Савит!.. – задыхаясь, начал было один из стражей султана.

Но Дамаск не дал ему говорить, перебив твердым приказом:

– Вы трое отправляйтесь к главным воротам. А вы помогите савиту и грану Пиксару.

Видя плачевное состояние господ, трое карберов стремглав бросились в сторону въезда в Эссор. К Гансу подбежал оставшийся на месте стражник и, став ему опорой, направился в сторону дворца. Дамаск передал Пиксара второму карберу, а сам подошел к отставшему от всей этой компании Шаху.

– Зачем ты послал к главным воротам? – спросил на керабском скорпус.

– Надо забрать трупы несчастных, – сведя брови, ответил маг.

– Какие трупы?

– Не думаю, что квихельм оставил кого-то в живых, когда входил в Эссор.

– А за ним ты никого не пошлешь?

– Нет, – отрезал Дамаск.

Глава 22

Возвращение былого.

Бывает, чего-то ждешь с замиранием сердца, боишься, волнуешься, переживаешь, а в итоге, происходит обычный "пуф!". Разговор с Айданом был как раз из этой серии. Энира решила, что оправдываться перед ним не будет. Во-первых, не было смысла, король уверен, что Хардраг говорил ему только правду и ничего кроме правды. Во-вторых, лира не понимала с чего она вообще должна оправдываться. Но он так грозно сказал: "С тобой я поговорю позже", что волей-неволей она ожидала чего-то большего.

Однако вместо нравоучений, чтений морали, оскорблений или еще что-то в этом роде, был лишь повествующий рассказ Айдана о его принципах в отношении молодых особ, вроде Эниры. Какие-то туманные речи о возвышенности чувств, о красоте душевной и физической, о власти и надежном тыле. В общем, лира воспринимала все это как полнейшую ахинею больного королевского сознания. В итоге, наступил момент, когда Энира перестала его слушать и начала думать, где же все-таки Хардраг словил эту жуткую стрелу, так сильно искалечился, и почему, несмотря на то, что его грудь была исполосована так, будто об нее чесался дикобраз, рубашка Тэйпа была целой и невредимой, даже на месте проткнутого плеча.

Энира пришла в себя, когда услышала лопотание Айдана что-то на счет свадебных обрядов, принятых в его королевстве. В этот момент, она поинтересовалась, кто собрался жениться. Ответ поверг в ужас. Король сказал, что, изначально, он планировал дождаться двадцатилетия Эниры для того, чтобы стать для нее всем – другом, братом, отцом, мужем, любовником. Сделать ее своей королевой и королевой не просто Фостэйна, всего мира. Но так как Хардраг слегка нарушил его планы, он решил осуществить задуманный план, как только ей исполнится шестнадцать.

Впервые за все время, лира почувствовала настоящую угрозу для себя. Становиться женой взрослого мужчины, который на ее взгляд, годился только в отцы, она явно не собиралась.

Впадать в истерику Энира не стала и на вопрос Айдана о дате ее дня рождения, сказала, что для него ей всегда будет пятнадцать. Он тогда посмеялся и сказал, что все равно это выяснит. Но лира ждать не собиралась и отныне при первой же возможности постарается освободить мальчишек и сбежать. Однако нужно было очень потрудиться, чтобы Айдан не догадался о ее намерениях.

Жизнь медленно начала входить в накатанное русло, и Энира, усердно делающая вид, что ей совсем не отвратителен правитель Фостэйна, никак не ожидала нового удара. Через три дня после инцидента с Хардрагом (где он, лира так и не выяснила, стоило ей заикнуться о Подмастерье, король тут же хмурился и замолкал), Айдан под целым конвоем вывез Кифа и Юхана из Къюнгонда. То, что это были именно они, а не иллюзия, лира убедилась, посмотрев магическим зрением.

На все ее бурные возмущения, король просто сказал, что до их свадьбы, Гальморт и Фалемот побудут в другом месте, чтобы у Эни вдруг не возникло неожиданного желания, выпустить своих друзей на свободу и убежать с ними на горизонт. А если она все-таки захочет от него сбежать, их ожидает неминуемая смерть.