свежие душевные раны. Чу Ваньнин видел это, и его сердце изнывало от жалости к ученику. С головой зарывшись в книги, он проводил за чтением целые дни, надеясь отыскать другой способ найти для Сюэ Мэна божественное оружие. Или, возможно, существовал иной путь, который мог помочь простому смертному стать достойным соперником обладателю оного?

Кроме того, его интересовал фальшивый Гоучэнь. Кем же он был на самом деле и где находился сейчас? И что означали последние слова его «белого камня»?

Слишком многие вопросы тревожили Чу Ваньнина, требуя ответа. В книгохранилище павильона Хунлянь днем и ночью горели свечи, булькали бронзовые водяные часы, отмеряя время. В дальнем углу, среди разложенных по полу исписанных бамбуковых дощечек, гор свитков и стопок документов сидел Чу Ваньнин, уткнув в страницы изможденное лицо.

– Юйхэн, рана на вашем плече чересчур серьезна! Не надейтесь, что все пройдет само собой! – брюзжал Сюэ Чжэнъюн, сидя рядом с ним с чашкой горячего чая в руке. – Старейшина Таньлан в совершенстве владеет врачевательским искусством. Вам следует сходить к нему на осмотр, как выдастся свободная минутка.

– В этом нет необходимости. Рана уже начала заживать.

Сюэ Чжэнъюн с досадой прищелкнул языком.

– Это никуда не годится! Взгляните на себя: с самого возвращения на вас просто страшно смотреть. Из десяти встретивших вас людей девять заявили, что вы выглядите так, будто вот-вот рухнете в обморок. Думается мне, рана ваша непростая, – может статься, в нее попал какой-нибудь яд или что-то подобное. Вам следует уделять своему здоровью больше внимания!

Чу Ваньнин поднял глаза.

– Я выгляжу так, будто вот-вот упаду в обморок? – Помедлив, он холодно усмехнулся. – И кто же это сказал?

Сюэ Чжэнъюн на миг замер, не находя слов, а потом вновь затараторил:

– Ох, Юйхэн, ну сколько же можно относиться к себе как к железному, а к остальным – как к бумажным?

– Я знаю, что делаю, – отрезал Чу Ваньнин.

Сюэ Чжэнъюн беззвучно пробормотал что-то себе под нос. К счастью, погруженный в чтение Чу Ваньнин не смотрел в его сторону, иначе смог бы прочесть по его губам: «Знаешь ты, ага, конечно».

Сюэ Чжэнъюн еще немного поболтал с ним, но потом, увидев, что час уже поздний, поднялся и хлопнул себя по заду, намереваясь возвращаться к жене.

– Юйхэн, ложитесь сегодня пораньше, – настойчиво посоветовал он перед уходом. – Если Мэн-эр узнает о том, как вы изводите себя, это вызовет у него страшные муки совести.

Чу Ваньнин проигнорировал его слова и даже из вежливости ничего не буркнул.

Столкнувшемуся с ледяным молчанием Сюэ Чжэнъюну оставалось лишь неловко поскрести в затылке, повернуться и уйти.

Чу Ваньнин выпил лекарство, вернулся за стол и продолжил было просматривать свитки, но внезапно схватился за виски, почувствовав головокружение и тошноту. Впрочем, недомогание сразу прошло, и Чу Ваньнин почти сразу забыл о нем, списав все на усталость.

Лишь глубокой ночью его одолела дремота, и он наконец уснул, продолжая хмурить свои длинные брови вразлет. Голова его вместо подушки покоилась на широком рукаве, лежавшем прямо на столе, посреди вороха бумаг, а на коленях у него приютился недочитанный свиток. Длинные полы белоснежного одеяния стекали на пол, будто пенящиеся волны.

Той ночью Чу Ваньнин увидел сон.

В отличие от обычных снов, этот выглядел слишком ярким и до невозможности реальным.

Ему приснилось, что он сидит в павильоне Даньсинь на пике Сышэн, но этот павильон отличался от того, где он столько раз бывал. Многие детали убранства сильно изменились, но Чу Ваньнин не успел ничего рассмотреть – двери внезапно распахнулись, и порыв ветра всколыхнул темно-красные занавеси.

Кто-то вошел.

– Учитель.

Это был мужественный красавец с черными глазами, отливавшими необычным лиловым оттенком. Он выглядел уже достаточно взрослым, но, улыбаясь, немного походил на ребенка.

– Мо Жань?

Чу Ваньнин поднялся на ноги и хотел было шагнуть к нему, но в тот самый миг обнаружил, что его запястья и щиколотки скованы четырьмя длинными цепями, по которым струилась духовная энергия. Путы туго обхватывали его руки и ноги, лишая любой возможности двигаться.

Поначалу Чу Ваньнин испугался, но затем разгоревшееся в груди пламя его гнева взметнулось до самых небес. Не веря своим глазам, Чу Ваньнин дернул закованной в цепь лодыжкой, и его лицо перекосилось от ярости. Он задыхался от злости, не в силах произнести ни слова.

Прошло немало времени, прежде чем Чу Ваньнин наконец поднял голову и резко произнес:

– Задумал бунтовать, Мо Вэйюй? Живо освободи меня!

Но вошедший будто не слышал его гневных речей. С ленивой улыбкой, от которой на его щеках проступили ямочки, молодой человек подошел ближе и схватил Чу Ваньнина за подбородок.

Глава 49

Учитель этого достопочтенного всегда такой сердитый

Изумление Чу Ваньнина невозможно было описать словами. Широко распахнув глаза, он глядел на Мо Жаня из своего сна, будто на демона.

Выросший Мо Вэйюй выглядел очень внушительно: плечи раздались вширь, ноги стали намного длиннее, и теперь он был на голову выше Чу Ваньнина.

Когда Мо Вэйюй опустил голову и взглянул на своего наставника сверху вниз, в глубине его глаз заплясали веселые, несколько насмешливые искорки.

– Видел бы ты, учитель этого достопочтенного, на что ты сейчас похож.

Кончики его пальцев скользнули по щеке Чу Ваньнина и остановились около уха. Взгляд молодого человека стал холодным и колючим.

В этом сне Мо Жань совершенно не был похож на того юношу, которого знал Чу Ваньнин. Куда-то исчезли и скромно опущенные глаза, и послушный вид, который он напускал на себя в надежде заслужить одобрение наставника. Внутри этого сна он выглядел грозным, властным и жестоким.

Чу Ваньнин отчетливо чувствовал кожей частое, тяжелое дыхание Мо Жаня, обжигающе горячее, будто лава, способная расплавить все его тело до последней косточки.

Лицо Чу Ваньнина позеленело от гнева, и к горлу подступила тошнота. Мог ли он подумать, что Мо Жань посмеет целиком обездвижить его, лишив всех сил и возможности оказать сопротивление?

– Разве ты не собирался договориться с этим достопочтенным? – произнес Мо Жань.

Его голос звучал так хрипло, что казалось, будто он принадлежал совершенно незнакомому человеку.

Чу Ваньнин опустил глаза и увидел, как кадык Мо Жаня дернулся вверх-вниз, как будто он пытался сдержаться, но все-таки нервно сглотнул.

– Ты не представляешь для этого достопочтенного никакой ценности. Предлагай же последнее, что у тебя осталось.

– И что же это?.. – тихо спросил Чу Ваньнин таким же хриплым голосом.

Мо Жань оттеснил его к стене и, резко впечатав ладонь в каменную кладку возле его головы,