Тело Чу Ваньнина била крупная дрожь. Пугающее онемение распространилось вдоль всего позвоночника, добравшись до самого затылка.

Голос Мо Жаня звучал еще глуше из-за тяжести его сбивчивого, надсадного дыхания:

– Я выполню твою просьбу, если ты встанешь на колени и будешь меня умолять.

Глаза Чу Ваньнина широко распахнулись. Слова Мо Жаня подняли такую бурю в его душе, что его зрачки, казалось, выцвели от гнева. Больше, чем ярости, в его глазах было только изумления – он едва верил собственным ушам.

– Определяйся. Если согласен, опускайся на колени и хорошенько умоляй меня, так, чтобы я остался доволен.

Чу Ваньнин был близок к помешательству.

Благородного, холодного, благочестивого, высокомерного, добродетельного и самовлюбленного старейшину Юйхэна было легче сразу убить, чем заставить встать на колени.

Хоть и до крайности разгневанный, Чу Ваньнин по-прежнему был скован по рукам и ногам, а потому мог лишь признать свое полное бессилие и продолжать слушать дерзкие речи.

Мо Жань помолчал минутку и, не дождавшись от Чу Ваньнина никакого ответа, тихо и ожесточенно бросил:

– Что, строишь из себя благородного мужа? Или, быть может, святого? Ничего, этот достопочтенный быстро покажет тебе…

Чем тише становился его голос, тем сильнее сгущался в воздухе обездвиживающий, первобытный ужас. Он сжал губы и замолчал, устремив на Чу Ваньнина безумный пылающий взгляд. Его глаза горели странным лихорадочным блеском, будто давно копившаяся внутри ненависть наконец нашла выход. Так поток бурлящей магмы, что долго томится под землей, наконец прорывается наружу.

Чу Ваньнину казалось, что этот свирепый взгляд вот-вот прожжет его насквозь. Он хотел было отвести глаза, но Мо Жань, разгадав его замысел, тут же ухватил его за подбородок.

– Смотри на меня.

Его хриплый, знойный, слегка дрожащий от волнения голос напоминал рычание оголодавшего зверя, увидевшего свою добычу.

– Я велел тебе смотреть на меня!

Чу Ваньнин, дрожа, закрыл глаза.

До чего же бредовый сон…

– Учитель!

Голос в ушах Чу Ваньнина вдруг вновь стал мягким и ласковым, и его тембр был хорошо ему знаком.

– Учитель, проснитесь.

Сонно открыв глаза, Чу Ваньнин увидел совсем рядом лицо Мо Жаня и, не раздумывая, метко и безжалостно влепил ему крепкую пощечину.

Раздался громкий хлопок. Застигнутый врасплох Мо Жань вскрикнул и отшатнулся.

– Учитель, вы чего деретесь? – воскликнул юноша, вытаращив на Чу Ваньнина глаза.

Не ответив, наставник выпрямился на стуле. В опущенных уголках его раскосых глаз все еще светились гнев вперемешку со страхом.

Его все еще трясло. Сон накладывался на явь, сводя его с ума.

– Учитель…

– Не подходи! – резко крикнул Чу Ваньнин, нахмурив тонкие брови.

От его чересчур бурной реакции Мо Жань вздрогнул.

Прошло некоторое время, прежде чем он осмелился осторожно поинтересоваться:

– Вам приснился кошмар?

Кошмар?.. Ах, да… Всего лишь ночной кошмар.

Медленно приходя в себя, Чу Ваньнин оцепенело глядел на юношу перед собой.

Как и до сна, он находился в книгохранилище павильона Хунлянь. Павильон Даньсинь со взрослым Мо Жанем бесследно исчезли, а лицо, представшее сейчас перед его глазами, по-прежнему сияло юностью и детской невинностью.

– Хм, да. Во сне… я ударил кое-кого.

Окончательно пришедший в себя Чу Ваньнин, помедлив, придал своему лицу привычное спокойное выражение и нарочито медленно, старательно расправил свое одеяние тонкими, все еще трясущимися пальцами, подавляя тревогу, а также сухой и горячий жар, оставленные сном.

– И что за кошмары такие снятся учителю? – пробормотал Мо Жань, потирая покрасневшую щеку и шипя от боли. – Какой безжалостный удар…

На лице Чу Ваньнина промелькнула тень смущения, но он лишь поджал губы и надменно промолчал, отвернув в сторону красивое лицо.

Внешне он оставался совершенно спокоен, но внутри у него бушевал настоящий шторм. Чу Ваньнин не мог поверить, что ему мог присниться столь нелепый и запутанный сон.

Он потер виски, и его мрачное лицо потемнело еще больше.

Разумеется, сорвать злость на Мо Жане из своего сна Чу Ваньнин никак не мог, но для этого прекрасно подходил стоящий перед ним юноша. Скосив на Мо Жаня глаза, наставник злобно процедил:

– Кто разрешал тебе вламываться в мою спальню среди ночи? Или павильон Хунлянь теперь стал твоим домом, а ты сам – старейшиной Юйхэном?

Мо Жань, которому сперва ни с того ни с сего залепили пощечину, а потом еще и сделали втык, здорово обиделся.

– На что же вы теперь-то злитесь?.. – едва слышно пробормотал он.

Брови Чу Ваньнина гневно сошлись на переносице.

– Я вовсе не злился. Я просто хочу поспать, а ты мне мешаешь. Ступай вон!

– Но, учитель… – растерянно произнес Мо Жань. – Уже час Дракона.

Ошеломленный Чу Ваньнин промолчал.

– Мы все собрались на террасе Шаньэ и очень долго вас ждали, но вы так и не появились, поэтому я пошел вас искать. Если бы не это, я бы в жизни не осмелился самовольно войти в павильон Хунлянь!

Окна в книгохранилище были закрыты. Толкнув створки, Чу Ваньнин увидел, что снаружи и впрямь уже было светло. Взошедшее солнце стояло высоко в небе, щебетали птицы, и стрекотали проснувшиеся насекомые.

Чу Ваньнин насупился еще сильнее. При взгляде на него начинало казаться, будто он сейчас призовет Тяньвэнь и пойдет хлестать всех и вся.

Оказывается, он пробарахтался в этом беспорядочном сне до самого утра и, вероятно, спал бы и дальше, не разбуди его прибежавший Мо Жань. От досады на самого себя на висках у Чу Ваньнина вздулись вены, сжимавшие оконную раму пальцы побелели.

Следовало упомянуть, что благодаря своим духовным практикам Чу Ваньнин всегда преуспевал в обуздании внутренних демонов и до сегодняшнего дня не видел снов. Мало того – ничто в этой жизни еще ни разу, даже слегка, не взбаламутило спокойные, неподвижные воды его души.

Чу Ваньнин напоминал деревянный чурбан: был таким же негибким, неуклюжим и бестолковым. Достигнув вершины совершенствования, он обуздал все мирские страсти, ничего не желал и ни к чему не стремился, ни к чему не испытывал влечения и ко всему относился пренебрежительно, внутренне торжествуя от осознания собственной духовной чистоты.

И на тебе – сон вероломно забрался к нему в голову, как ночной разбойник забирается в дом…

Вдобавок он попал в лапы не к кому-нибудь, а к собственному ученику, который во сне наговорил ему массу невероятных гнусностей. Свидетельствовало ли это о том, что он, Чу Ваньнин, все еще не до конца обуздал зло в своей душе и ему еще было куда стремиться на своем пути совершенствования?

Мудрый, могущественный, благородный и прекрасный в своей холодности наставник Чу не смел даже взглянуть в сторону