следующим ходом. В итоге они решили назначить за мою голову награду в 500 000 долларов. Заказ на меня сделали открытым для всех желающих. По слухам, мафия намеревалась избавиться от всех, кто имел со мной дело. Мы знали, что после моего разоблачения полетят головы, но ничего не могли поделать. Без конкретных имен ни один судья не дал бы нам ордер на арест, даже во спасение, а мы не могли знать наверняка, кому именно мафия подписала смертный приговор.

Хотя нет, одно имя было доподлинно известно: Донни Браско. ФБР отправило ко всем боссам гонцов, которые передали четкое сообщение: от этого агента руки прочь, он вас переиграл, смиритесь. В противном случае Министерство юстиции США обещало обрушить все свои силы на борьбу с мафией. ФБР сразу дало понять, что своих в обиду не даст.

Четырнадцатого августа, спустя семнадцать дней после того, как Сонни получил информацию обо мне от агентов, боссы снова созвали большую сходку в Нью-Джерси. Сонни мог прийти к нам с повинной, сбежать или поехать на сходку. Он выбрал последний вариант, что меня совсем не удивило. Домой он больше так и не вернулся.

Как только мы узнали, что Сонни пропал без вести, я сразу сказал Джерри Лоару: «Если кто придет за его голубями, можете закрывать дело — Сонни мертв». Через неделю какие-то парни появились на крыше и разломали клетки с птицами.

Через месяц в нью-йоркское подразделение ФБР позвонила Джуди, подружка Сонни. Она хотела поговорить со мной. Когда я вышел на связь, она призналась, что волнуется за Сонни и опасается за свою жизнь. Джуди попросила о встрече, и я согласился, пообещав, что мои коллеги все устроят.

Мы действовали с большой осторожностью. Сама по себе Джуди не представляла опасности, но ее могли использовать как приманку, поэтому мы заранее подготовились и назначили встречу в Вашингтоне. Два агента забрали Джуди из Нью-Йорка, сели вместе с ней в самолет и сопроводили до отеля «Мариотт» прямо возле Национального аэропорта.

Мы уселись с Джуди в ресторане при отеле и заказали ужин. Мои коллеги наблюдали за нами, сидя неподалеку.

Джуди была напугана и обеспокоена. Она не понимала, куда запропастился Сонни.

Я осторожно объяснил:

— Джуди, скорее всего, он не вернется. Прими мой совет и забудь обо всех, с кем он был связан. Они тебе не друзья. Начни новую жизнь.

— Я обо всем догадывалась, — кивнула она. — Но мне было хорошо рядом с Сонни. Я к нему очень привязалась.

— Я тоже.

Она даже всплакнула от избытка чувств.

— Донни, я всегда знала, что ты им не ровня. У тебя совсем другие повадки, какие-то… более благородные, что ли. Я понимала, что ты не просто преступник. Ты хорошо относился к Сонни, да и ко мне тоже. Сонни никогда не желал тебе зла.

— Рад слышать, правда.

Сонни рассказал ей про визит агентов. От Джуди я узнал, что он не поверил им на слово. Мы в стольких передрягах побывали, столько раз изливали друг другу душу, так сдружились, что я просто не мог оказаться агентом ФБР.

— Знаешь, что он сказал? «Джуди, я ведь полюбил его как родного». Когда стало ясно, что ты и правда агент, он совсем раскис. Но даже после этого он не поменял свое отношение к тебе. Сказал, что ты все равно заслуживаешь уважения. Ты просто делал свою работу, и делал ее как надо.

— Сонни всегда мне нравился, — ответил я. — Мое отношение к нему тоже никогда не изменится.

— Он говорил про какую-то встречу в Нью-Джерси, но без подробностей. Я только потом узнала, что перед самым отъездом он отдал бармену Чарли все свои украшения, ключи от квартиры и всякое такое. С собой взял только ключи от машины.

— Он понимал, что не вернется, — я покачал головой.

— Да. Как думаешь, они меня будут искать?

— Уверен, что нет. Пожалуйста, не переживай. Тебя никто не тронет. Живи спокойно и держись подальше от этих людей.

Под конец разговора она успокоилась и сказала, что ей стало гораздо легче, что она смирилась с потерей Сонни и что была рада пообщаться со мной.

— Звони в любое время, — сказал я ей на прощание.

По нашим предположениям, Сонни, Левша и Тони Мирра должны были непременно попасть в список приговоренных к смерти из-за связей со мной. Мирра первым привел меня в Маленькую Италию, первым из парней Бонанно стал приобщать меня к делу. Кроме того, его и так считали стукачом. По слухам, мафия приняла его выпады в мою сторону во время тех бесконечных сходок за красиво разыгранный спектакль и предположила, что Тони помог федералам протащить меня в криминальные круги. В случае с Левшой и Сонни все было и так ясно: они были моими ближайшими соратниками.

Из всей троицы нам удалось спасти от расправы только Левшу. По своим каналам мы узнали, что мафия выдала на него официальный заказ, поэтому в воскресенье, 30 августа, агенты взяли Левшу на выходе из дома и увезли в безопасное место.

Мирра скрывался до марта 1982 года. Его тело нашли в брошенной машине на парковке у пересечения Норт-Мур и Вест-стрит, прямо возле здания, где проживал Стиви Канноне, консильери семьи Бонанно. Тони получил четыре пули в голову. При себе у него нашли 6700 баксов наличными.

Второго августа 1982 года я начал давать показания по делу «Соединенные Штаты против Доминика Наполитано» в 318-м зале Федерального окружного суда Южного округа. Сонни заочно судили за участие в деятельности организованной преступной группировки.

Двенадцатого августа 1982 года на побережье Стейтен-Айленда в районе Маринерc-Харбор, где берет начало Саут-авеню, обнаружили останки сильно разложившегося тела, упакованного в медицинский пакет для трупов. Эксперты установили, что изначально тело было закопано, но проливные дожди размыли верхние слои почвы, и пакет с телом оказался почти снаружи. Официальной причиной смерти были названы огнестрельные ранения. У трупа отсутствовали кисти рук — обычно мафия таким образом давала понять, что убитый поступился криминальными понятиями.

Десятого ноября, за пять дней до того, как Левшу, Ники Сантору, Мистера Рыбу Рабито, Башмака Томасуло и других мафиози приговорили к тюремным заключениям, эксперты определили по слепкам с зубов, что найденное в Стейтен-Айленде тело принадлежит Черному Сонни.

Жаль, что все так закончилось для Сонни, и слава богу, что для меня все закончилось иначе.

Эпилог

Я вышел из внедрения в 1981 году, но победное возвращение к семье и обычной жизни пришлось отложить, как и все