В большинстве своем люди стараются избегать конфликтов на публике, но в мире мафиози не принято отступать, даже если перед тобой обычный официант или продавец. Вместо того чтобы сказать себе: «Да ладно, оно того не стоит», — мафиози переходят в наступление. Не физическое, а психологическое.

Мой брат, наблюдая у меня подобные замашки, всякий раз напоминает: «Джо, твоих дружков из мафии здесь нет». А я всегда отвечаю: «Я просто не позволяю управлять собой. Особенно когда правда на моей стороне».

Я засадил многих мафиози за решетку, но больше всего вопросов о Левше «Два ствола» Руджеро.

Готов ли я к тому, что Левша придет за мной, когда отсидит свой срок? Его могут выпустить по условно-досрочному в 1992 году[54].

Да, готов. Если мафия не доберется до него первой. Ведь там никто не забыл, что именно Левша сделал меня соучастником.

Левша — мафиозо старой закалки во плоти. Он знает, что напортачил. Знает, что мафия ведет на него охоту. Но стучать он не стал, и в своем упорстве он даст фору всем молодым. Для него предпочтительнее умереть от рук своих подельников, чем потерять честь. Левша наотрез отказался сотрудничать со следствием по программе защиты свидетелей, хотя знал, что таким образом он мог бы скостить себе срок.

По иронии судьбы ФБР арестовало Левшу ради его же спасения, обеспечило ему полную безопасность во время судебных процессов и запрятало его в какую-то секретную тюрьму, хотя он во всеуслышание поклялся расквитаться со мной — человеком, на которого программа защиты свидетелей не распространяется. Но так уж все устроено. Приходится рассчитывать на себя самого.

Если Левша переживет выход на свободу и доберется до меня, то я его встречу. Даже если вместо него придет какой-нибудь бандит в надежде заполучить заветные пятьсот тысяч, обещанные за мою голову, я буду готов. У меня всегда при себе револьвер 38-го калибра: посмотрим, кто кого.

Надеюсь, что по человеческим качествам я превосхожу всех мафиози и прочих бандитов, с которыми мне пришлось столкнуться во время внедрения. Я стараюсь почаще напоминать себе об этом. Я из «хороших парней», я никому не стремился навредить, а просто делал свою работу.

Поэтому я сохраняю бдительность, веду обычную жизнь и пытаюсь поменьше думать о заказе на мое убийство.

Пытаюсь. Получается не всегда. Но сплю я спокойно, без кошмаров.

Дурная слава — тоже слава, и мафия далеко не первая организация в мире, которая в это верит. По слухам, очень многие мафиози читали мою книгу, и общий отклик весьма положительный, как утверждают осведомители ФБР. Правда, мафиози убеждены, что мне не следовало ее писать. Других комментариев они не давали, но конструктивной критики я от них и не ждал.

Эти незатейливые отзывы великолепно характеризуют самосознание мафии, хоть и мало говорят о впечатлениях читателей. Я сразу вспоминаю Левшу, который решил сделать из меня настоящего мафиозо и в процессе воспитания объяснил, в чем вся соль: по его словам, мафиози имеют полное право лгать, жульничать, воровать и убивать, и для них это «по понятиям».

Все, с кем я пересекался внутри мафии, действительно так думали. «Правильные парни» не считают себя бандитами или нарушителями закона. Они выросли в той среде, где нарушение закона было рядовым и даже почетным делом. В общем, мафиози вполне очевидно одобряют мою книгу как отражение всей правды их жизни.

Почему же тогда они убеждены, что писать ее не стоило? Есть у меня одно предположение. Мафиози до сих пор считают «Донни Браско» полностью своим, хотя и предателем, который пошел против них. Сотрудничество с органами — вот настоящее преступление в их картине мира. Если ты поступился принципами и понятиями мафии, ты автоматически становишься позором семьи, которая, в свою очередь, теряет уважение деловых партнеров и товарищей.

Левша книгу не читал, но я уверен, что она ему не понравилась бы, пусть даже и по единственной причине: это задокументированное напоминание о заказе на его собственное убийство.

Я уволился из ФБР в сентябре 1986 года. На момент написания этой книги я продолжаю давать свидетельские показания в судах против мафии, но уже не за горами тот день, когда это все закончится и я смогу оставить прошлое в покое, чтобы наконец-то задуматься о своем будущем.

Я хотел бы написать еще одну книгу и снять фильм о своей карьере. К сожалению, моя семья никогда не сможет публично порадоваться за меня, даже если новая книга станет бестселлером, а фильм получит «Оскар»[55].

Под семьей я подразумеваю не только жену и дочерей, но и всех наших родных: бабушек, дедушек, братьев и сестер, а также дальних родственников.

Годы во внедрении повлияли на мои взаимоотношения с каждым из близких людей, ведь в тот период я не мог честно рассказать им, чем занимаюсь на самом деле.

Они знали, что я работаю во внедрении, но опасались, что моя нарастающая замкнутость — не служебная необходимость, а грозный признак личностных изменений. Некоторые агенты действительно сломались и вышли из внедрения другими людьми. Поэтому все эти шесть тяжелых лет моя семья готовилась к худшему.

Когда в суд попали громкие дела о «Комиссии» и «Пиццериях», жизнь моих родных превратилась в сущий ад. Пресса увидела меня на свидетельской трибуне, узнала мое настоящее имя. Рядом со мной находилась круглосуточная охрана. Пегги с девочками находились в относительной безопасности: они жили в другой части страны под другой фамилией, но, как и остальные члены семьи, они были очень напуганы. Тесть боялся заводить машину по утрам. Мое имя никогда не называли в телефонных переговорах, опасаясь прослушки. Казалось, что опасность подстерегает повсюду. Несколько лет назад сестра моей жены вместе со своим супругом открыла ресторанчик в Нью-Йорке. У них появился посетитель, который, как потом выяснилось, был связан с мафий. Когда мое имя попало в газеты, он пошел к одному из криминальных боссов и рассказал, как до меня можно добраться.

Если рассматривать только Пегги, девочек и меня, то на нашей семейной жизни мое пребывание в рядах мафии, безусловно, оставило неизгладимый отпечаток.

Старшая дочь до сих пор не прочитала книгу. Она говорит, что не хочет снова погружаться в те времена, когда меня не было дома.

Сегодня мы с Пегги и девочками путешествуем под другой фамилией, выбираем запутанные маршруты, а иногда и вовсе летаем разными рейсами.

Заводя новые знакомства, мы придумываем легенды о своем прошлом. Нам даже нельзя рассказывать,