что не могли в ней серьезно усомниться. Осел понял, что ему не удалось доказать им несправедливость, жертвой которой он был. Они никогда не поверят ему на слово.

— Ну что ж, пусть так, — вздохнул он, — пусть так… Девочки, я думаю, вам пора отправляться к пруду. Желаю удачи! И если у вас ничего не выйдет, дайте мне знать.

Но когда девочки подошли к пруду, им пришлось распроститься с надеждой получить свой мячик обратно. Гусак определенно не был так глуп, как выходило по ослиным словам, и предусмотрительно забрал мячик с собой на середину пруда. Мячик плавал около гусят, и те играли с ним с большей ловкостью, чем только что на лугу. Они плавали за ним наперегонки, прятали его под крыльями, и при других обстоятельствах девочки с удовольствием понаблюдали бы за их шалостями. Да и гусак не был похож на того увальня, над которым они потешались на лугу. Он плыл свободно, движения его были преисполнены гордости и изящества. Гусак просто преобразился, и малышки, несмотря на свою обиду, вынуждены были отдать ему должное. Но злобного нрава гусак не утратил и, указывая на мячик, прокричал девочкам:

— Ха-ха! Вы-то небось поверили, что я оставлю его на берегу? Но я не так глуп! Я нашел, куда его деть, и вы своего мяча не получите!

Правда, он умолчал о том, что мяч ему просто опротивел по дороге к пруду и он кинул его в воду, надеясь, что он пойдет ко дну, как обыкновенный камень. То, что мяч не тонет, удивило его самого, но гордость не позволила гусаку признаться в этом перед девочками. Дельфина попробовала еще раз поколебать его упрямство и вежливо попросила гусака:

— Ну гусак, ну будь умницей, отдай нам мячик… А то родители будут нас бранить.

— И правильно сделают. Будете знать, как делать всякие выкрутасы на чужом лугу. А встречу ваших родителей, обязательно скажу им, чтобы получше воспитывали дочек. Хотел бы я посмотреть на них, если бы мои гусята заявились к ним во двор без спросу.

К счастью, мои дорогие крошки умеют вести себя и обязаны этим мне.

— Да замолчи ты, только и знаешь орать, как осел, — бросила ему Маринетта, передернув плечами.

Она тут же прикусила язык и пожалела, что так неучтиво отозвалась об осле.

— Орать, как осел? — воскликнул гусак. — Бесстыжие! Сейчас я доберусь до ваших ног! Вот только выйду из воды.

Он уже плыл к берегу, но малышки, на щиколотках которых еще краснели отметины от его щипков, поспешили спастись бегством.

— Ага, правильно делаете, что убегаете, — сказал гусак, — я бы на вас живого места не оставил! А с мячиком проститесь навсегда! Я придумал для него отличное местечко. Посмотрим, у кого хватит ума его найти.

Девочки вернулись домой, не посмев пройти мимо осла, поскольку Маринетте было стыдно за то вырвавшееся у нее несчастное слово. Между тем погода вдруг испортилась, и резко похолодало. Небо было безоблачно, с севера дул ледяной ветер, щипавший за коленки. Дельфина и Маринетта ждали, что их будут ругать, но родители не заметили, что девочки вернулись без мячика.

— Виданное ли дело, такие холода об эту пору, — говорил отец. — Уверен, ночью хватит морозец.

— Слава богу, это ненадолго, — отвечала ему мать. — Еще рано.

После купания гусак с семейством вновь прошествовал мимо ослиной загородки. Матушка гусыня несла в клюве мяч, а гусята жаловались папаше на погоду.

— Так, так, значит, кое-кто не захотел вернуть мячик, — сказал осел. — Однако, надеюсь, завтра это желание появится.

— Ни завтра, ни послезавтра, — возразил гусак. — Я оставляю мяч у себя и отныне буду держать его в надежном месте, в тайнике, который выберу сам.

— Гусиный тайник — не велика премудрость.

— Во всяком случае, таким ишакам, как ты, она не по зубам.

— Пф! — ответил осел. — И не подумаю его искать. Ты как миленький вернешь мячик сам.

— Интересно, как это, — усмехнулся гусак.

Он отправился догонять свое семейство, но, сделав несколько шагов, остановился, на минуту задумался и злобно проговорил:

— Эти девчонки совершенно невыносимы. Только что я слышал, как они сказали кому-то, кто болтал всякую чепуху: «Замолчи, ты орешь, как осел». Да, да, так именно и сказали.

— А тот, кто болтал всякую чепуху, был, конечно, ты…

Гусак зашагал прочь, не удостоив осла ответом, но было видно, что он раздосадован. Оставшись один, осел долго думал над словами девочек.

Вдруг он громко засмеялся, потому что в голову ему пришла одна идея, проделавшая солидный путь от замерзших кончиков ушей до макушки.

На следующее утро осел уже спозаранку занял пост на своем лугу. Было очень холодно, таких холодов и не припомнить. Осел встал у самой загородки, пританцовывая на всех четырех ногах, чтобы немного согреться. Первыми он увидел девочек, идущих в школу, и окликнул их. Удостоверившись, что гусака на лугу нет, они подбежали к ослу поздороваться.

— Вам попало, девочки? — спросил осел.

— Нет, — ответила Маринетта. — Родители еще не знают, что мячик потерялся.

— Вот и хорошо, не беспокойтесь. Могу вас заверить, что завтра вечером вы получите свой мячик.

Не прошло и пяти минут после ухода девочек, как осел увидел гусака, выступающего во главе выводка. Осел поздоровался со всем семейством и поинтересовался у матушки гусыни, куда они направляются в такую рань.

— Мы идем на утреннее купание, — ответила она.

— Милая моя, добрая гусыня, — сказал осел, — мне весьма жаль, но я решил, что сегодня утром вы купаться не будете.

Гусак расхохотался и с издевкой спросил:

— Ты что, решил, будто стоит тебе захотеть, и я подчинюсь?

— Думай, что хочешь, но подчиниться придется, поскольку ночью я заткнул пруд пробкой и не раскупорю его до тех пор, пока ты не вернешь девочкам мячик.

Гусак решил, что осел совсем потерял голову, и сказал гусятам:

— Не обращайте внимания, идем купаться. Не вижу причины слушать какого-то осла.

Едва завидев пруд, гусята закричали от радости, гогоча, что еще никогда поверхность пруда не была такой гладкой и блестящей. Гусак никогда не видел льда и даже не слышал про него, поскольку прошлая зима была такой теплой, что вода в пруду не замерзла.

Ему тоже показалось, что вода красивее, чем обычно, и это вернуло ему прекрасное расположение духа.

— Купание обещает быть отличным, — сказал он.

Он, как обычно, первым спустился к пруду и от удивления загоготал. Вместо того чтобы погрузиться в воду, он по-прежнему шагал по какой-то поверхности, твердой, как камень. Позади него толпились онемевшие от изумления гусята с матушкой гусыней.

— Что это он,