Как обычно, способность говорить у Ромашки запаздывала, но она внимательно слушала других: поворачивалась к Всеговору и ловила его речь, самую богатую и выразительную.

И все же Ромашка была не самой новой душой, явившейся на Пир. В темный час до рассвета горизонт озарился не на востоке, где должно всходить солнце, а на севере. Длинные тени пролегли по земле, стремительно укорачиваясь по мере того, как источник света поднимался в зенит и наконец завис над Садом. То был огромный шар хаоса, полностью лишенный отдельных черт, но ослепительно яркий. Затем он опустился в Сад и сгустился в форму достаточно компактную, чтобы пройти меж других душ и вступить во Дворец. Те, кто отважился на него взглянуть, говорили, что вроде бы увидели в сиянии зачатки лица, прекрасного и сурового.

– Я не стала вглядываться долго и пристально, – сказала Ждоду Долговзора, когда взошло настоящее солнце и души Пантеона собрались за столом обсудить последние приготовления к Пиру. – Хаос мне не в новинку, но что-то в этой душе внушает мне страх рассеяться и стать меньше, чем я сейчас.

– Я не видел новоприбывшего, – ответил Ждод, – но, судя по описанию, это еще одна дикая душа. Как другие обитают в горах, морях и ветрах и принимают соответствующие формы, эта, возможно, принадлежит небесам, где живут светозарные тела.

– Мне он напомнил скорее яркие молнии, что слепят и убивают, – заметил Седобород; он ходил в Сад взглянуть на новоприбывшего.

– Мне потребовалось много лет, чтобы научиться изготавливать молнии, и то я не справился бы без помощи Делатора, – молвил Ждод. – Сама мысль пришла мне лишь после долгих раздумий о трудах, коими мы отделили себя от хаоса и сохраняем сознание от одного мига до другого. Однако все вы, кто видел новоприбывшего, согласны, что он при всей своей яркости только начал обретать форму и лицо, и если научился говорить, то никак пока этого не проявил. Меня не тревожит его случайное сходство с молниями, выкованными Делатором в недрах Узла.

Его слова успокоили тех членов Пантеона, что не видели новоприбывшего своими глазами. Они уже собрались заговорить о чем-то другом, но тут их прервал незнакомый голос:

– Новоприбывший – душа, подобных которым Земля еще не видела, и лучше бы тебе держать молнии под рукой, когда он разгуливает по твоему Саду, о Ждод!

Музыка умолкла. Ждод и все члены Пантеона повернулись и увидели, что говорит Ромашка. Она переминалась в земле, силясь вылезти из горшка, ее длинные зеленые крылья трепетали.

– Воистину пришло время юных дарований, – заметил Седобород, – когда столь недавно явившаяся душа созревает так скоро.

– Я лишь предвестница того, что шло за мной по пятам, и едва успела обрести речь, чтобы вовремя тебя предупредить, – сказала она.

– О чем ты предупреждаешь, Ромашка? О новоприбывшем?

– Меня зовут София, что значит Премудрость, – ответила она. – А имя новоприбывшего – Эл, и мы оба недавно из мира, где все мы жили до того, как умерли. Некоторые из вас мне знакомы. Частности стерлись из памяти, но тебя, Ждод, я знала близко.

– У меня не осталось никаких воспоминаний ни об этом, ни о чем другом, кроме немногих форм, которые отзываются в моей душе, когда я их вижу, – молвил Ждод. – Признаю, впрочем, что форма, которую ты приняла у меня во Дворе, была мне знакома.

– Я знаю Софию, – подтвердил Плутон. – Чувствую это, хотя не могу вспомнить ничего определенного.

– Есть ли среди вас та, кто зовется Верно, или Весной? – спросила София. – Я видела ее вчера издали и ощутила странное родство.

– Весенний Родник вынашивает новые души и по большей части предпочитает уединение в Лесу, – ответил Страж. – Но я хотел бы больше узнать про Эла, даже если ты позабыла частности.

– За недолгое время здесь я поняла, что у некоторых душ способность изменять этот мир больше, чем у других. Знайте: у Эла она больше, чем у всех остальных, больше, может быть, чем даже у Ждода.

Члены Пантеона не поверили Софии.

– Немыслимо, чтобы душа, явившаяся так недавно, обладала мощью, которую мы великими трудами приобрели за долгие годы, – сказала Теплые Крылья.

Впрочем, она обхватила себя крыльями, словно низшая городская душа на холодном ветру.

– Ответ заключен в материях, для нас непостижимых; он связан с тем, из чего вселенная состоит на самом деле и как она выстраивается в каждый следующий миг. В сравнении с этим та мощь, о которой вы говорите, не более чем видимость, – настаивала София.

– В таком случае незачем это и обсуждать, – объявил Ждод, однако глянул сперва на Делатора, затем на Стража.

Страж поднялся и пошел в ту часть Дворца, где обитал среди низших душ, помогавших ему в трудах. Делатор же отправился туда, куда складывал молнии, выкованные в Твердыне. Кладовая эта посещалось редко, а дверь запирал придуманный Делатором хитроумный механизм – открыть ее мог лишь владеющий некой тайной.

– Откройте ворота, и пусть начнется Пир! – вскричал Ждод.

На время Эла и Софию позабыли, потому что во Дворец и в Сад хлынула толпа душ. Задолго до того, как солнце достигло зенита, все они нашли себе стулья и принялись угощаться плодами урожая. Когда гости утолили первый голод, Всеговор встал, взмахнул крыльями и поднялся над столом Пантеона, где все могли его видеть.

– Слушайте! – воскликнул он голосом таким чистым и звучным, что даже сидящие в Саду услышали и повернулись к нему. Панэуфониум подул в металлический горн. Всеговор продолжал: – Ждод, собравший вас на Пир, скажет несколько приветственных слов.

Теперь во главе стола поднялся Ждод:

– Приветствую всех, кто прибыл сюда из отдаленных частей Земли. Отныне вы здесь не чужие. Мы все, обитающие в этом Дворце, к вашим услугам. Я и Страж, Долговзора, Самозвана, Седобород, Всеговор, чей звонкий голос вы слышали, Теплые Крылья, которая многому может вас научить, Плутон – с ним многие из вас знакомы по его странствиям и улучшениям Земли, Искусница, Весенний Родник, которая сейчас слышит мой голос, но не может к нам присоединиться, и… – Тут Ждод на миг умолк, заметив пустой стул Делатора. – И Делатор, который, сдается, предпочел труды в кузне обществу других душ.

В зал со стороны кладовой, где хранились молнии, вошел кто-то, кого Ждод сперва не признал, – он был маленький, скрюченный и двигался так, будто у него одна нога короче другой. Но когда эта душа обратила к Ждоду лицо, тот узнал Делатора. Не прежнего Делатора, кряжистого и гордого, который недавно вышел отсюда, но уменьшенного и поврежденного. Он ушел за молниями и вернулся с пустыми руками.

– Что случилось? – вопросил Ждод.

– Механизм, которым я запирал дверь Арсенала, взломан, – ответил Делатор чуть слышно, ибо первичный хаос пожирал его форму. – Я открыл дверь, в глаза мне ударил свет, и я очнулся таким, каким ты меня видишь!

Страж взмыл над столом, чтобы лучше видеть Делатора:

– Что с молниями?