– Сам сделаю. Ты мне лучше подготовь какую-нибудь из лаунельских полукровок.

Поклонившись, конюх скрылся за стеной.

– Годвер, ты как, ехать можешь? Нужно проверить ущелье. Или лучше останешься здесь?

– Я с вами. – Болели помятые ребра, нога напоминала о себе при каждом шаге, но комендант он тут или кто?

– Держимся, – кратко отчитался Карстен и вновь спрятался в меховой воротник плаща. Укрывшись от ветра за одним из зубцов, доложил обстановку более подробно: – Держимся пока. Погибших немного, хвала Райторну. – Сотник бросил взгляд за спину, словно пытаясь сквозь метель разглядеть стены возводимого в долине храма. – Но вот ранены почти все. Проклятые маги разнесли правую галерею лучников и наблюдательный пост. Ллойд потерял троих, но смог добраться до ловушек и завалить ущелье. Вот тогда они поперли вперед, как снежные быки во время гона. Поняли, что без припасов долго не продержатся.

– Что вообще за глупость – сражаться в горах зимой? – буркнул маг.

– Не скажите. – Карс на секунду выглянул вниз и вновь спрятался за зубец. – Шанс был именно потому, что от них никто и не ожидал подобной глупости. Сами знаете, зимой здесь всего десяток и дежурит. Так что дарсийцам даже удалось подняться на первую стену. Хорошо, что мы успели вовремя. Ну а после того как мы разделили их силы, положение стало почти равным. Сейчас-то, обломав рога о стены, они пытаются завал разобрать. Если бы не эти стрикховы маги, можно было бы спускаться и брать их голыми руками.

– Маги? – Барон встал у края стены. – Да, вижу.

На секунду вокруг него сгустилось черное облако, Васкар даже сделал пару шагов назад, но маг пошатнулся, и облако рассеялось. Упрямо тряхнув головой, барон снял с правой руки браслет, протянув его Карстену. Годвер опять не успел заметить, как в руках появились ножи. Два коротких движения – и кровь из вскрытых вен потекла по пальцам, образуя восемь тоненьких ручейков. Под странное то ли скрежетание, то ли шипение (если это и было заклинание, то не на человеческом языке точно) струйки крови ожили, превратившись в маленьких черных змеек, что тут же скользнули вниз.

Некоторое время мэтр стоял, покачиваясь и что-то шепча, а потом резко выдохнул и обернулся.

– Все, магов больше нет.

– Мэтр, может быть, вы… – радостно вскинулся сотник, – и клинки подзарядите?

Конец фразы Карс скомкал, наблюдая, как маг медленно оседает на землю, привалившись плечом к стене и цветом лица приближаясь к окружающему снегу.

– Что с вами, мэтр? – Карстен бросился вперед.

– В порядке. – Голос мага говорил об обратном. – Секунду. Помоги подняться. Пойдем внутрь, холодно тут.

Вдвоем дотащили барона до караулки, где пылал огонь и жительницы Горелой во главе с Мадлен оказывали помощь раненым.

– О, сэр Луиджи! – Маг, кажется, немного пришел в себя. – Как же вы так?

– Подставился по глупости, – поморщился фехтмейстер.

– Какого-то дворянчика из чужаков полез спасать, дурень старый, – прокомментировал со своей лежанки Сэм, – вот и подрезали его.

Едва маг опустился на скамью, в караулку ворвался молодой парнишка:

– Господин барон, господин Васкар, там это, того. – Чуть отдышался и продолжил: – Это, значит. Солдаты у лесной заставы. Десятник Хоуп, значит, сказать велел: «Траген. С дружиной».

Барон устало выругался и потребовал принести перо и бумагу. Попытался взять перо, выругался еще раз и велел писать Карстену. Диктовал по-горски, так что Васкар не понял ничего, только отметил удивление сотника. Глядя на осунувшееся лицо, трясущиеся руки, Годвер вдруг поймал себя на жалости к Старику и удивился. Вот уж кого-кого, а темного… нет, никогда не было таких мыслей.

– Годвер, очнись! – Даркин уже закончил диктовку. – Проводишь меня до замка. Карс, ты понял, что делать.

– Так точно, ваша светлость!

– Мэтр, вы уверены? Хоть охрану какую с собой возьмите. – Васкар с жалостью посмотрел на мага, едва удерживающегося в седле.

– Хоуп уже там, а больше и не нужно, – отмахнулся барон. – Толку-то? Так что ты давай в замок, порядок наводи. А я проедусь, побеседую с дорогим соседом.

Годвер покачал головой, но спорить не стал: знал, что бесполезно.

Мага принесли под вечер. Барон был чуть жив, а тащивший его мальчишка выглядел немногим лучше. Пока ждали лекарку, капитан попытался узнать хоть что-то.

– Не знаю, что произошло, – покачал парень головой. – Я на дереве сидел, оттуда все видел. Заставу-то сожгли, вот меня десятник и послал на дерево лезть, значит. Эти, пришлые-то, стояли спокойно, ждали. А потом го…

Парень закашлялся, харкая кровью, но чуть позже продолжил:

– Господин барон, значит, приехал когда, один-то, они с их светлостью говорить стали. Я-то и не слышал ничего, но мирно говорили вроде. И этот, громадный их, светлость который, уже и людям своим рукой махнул: уходим, мол. Ан тут-то наш и взорвался. Словно в облако превратился многорукое и как начал крушить все вокруг, и своих, и чужих, не разбирая. И жуть меня такая пробрала, что чуть с дерева не упал. В ствол покрепче вцепился, глаза зажмурил да только молитвы шептал, а кому – не вспомню. А как отпустило, я и смотрю: мертвые все, деревья словно после пожара да барон в стороне лежит и не движется. Ан нет, живой оказался. Я его взвалил на спину, значит, и пошел. А как к деревне вышел и наши заметили – помогли.

Парень снова закашлял, глухо, страшно. Умер он к утру, и Марфа-лекарка только руками разводила. А к барону в спальню заходить отказалась, хоть казни ее.

Холод и тьма. И пустота, лишь серебряная нить под ногами, протянутая из бесконечности в бесконечность, да маленькая теплая звездочка где-то впереди. Такое уже было, там, после Кермонта: мертвая пустота, серебряная проволока, впивающаяся в ноги, и предельное напряжение в попытке удержать равновесие. Вдруг проволока под ногами начинает покачиваться чуть не в такт, словно кто-то неведомый идет позади, на полшага не попадая в ритм. Обернуться нельзя, и это нервирует, заставляет непроизвольно ускорять шаг, отвлекает. А подобные ошибки недопустимы, и вот уже кровь из разрезанных пальцев, пятнающая серебро, стон сквозь сжатые зубы и судорожные попытки вырвать у судьбы еще секунду. И секунды, растягивающиеся в вечность, слабеющие пальцы и неминуемость падения, превращающая вечность в ничто.

Тьма вдруг ожила, обретая суть, и все исчезло.

– Что это? – поднимаюсь с пола.

В этом сотканном из тьмы мире все условно: плоскость под ногами – пол, ощущение ограниченности пространства – стены. Даже сама Тенэбрэ не потрудилась придать себе человеческий облик – сгусток мрака, не более.

– Ты сорвался. Это должно было произойти, это произошло.

– И… что дальше? – Становится не по себе.

– Дальше? Ничего. Или Ничто, как больше нравится. Ты почти смог остановиться, но хаос уже в тебе. Держать равновесие станет сложнее. То, что давило снаружи, уже внутри, оно постепенно будет разъедать тебя, твою душу. Ты будешь срываться все чаще, все сильнее окунаясь в стихию, и в конце концов она поглотит тебя полностью. Сила твоя будет велика, но безумие настигнет раньше. Это может занять год, может вечность, но конец один.