о полузатопленные ступени, производя звуки, похожие на перестук кокосовых орехов или клокотание воды в горле. Мерш спрыгнул на берег, потом помог выбраться Николь. Он протянул Жерому комок мятых рупий, даже не пересчитав.

– Еще один вопрос.

– Слушаю тебя, – сказал Жером, сжимая в пальцах купюры.

– Баба Шумитро Сен – можно ли сказать, что он живет в Сараяма-Махале?

Жером сплюнул – он тянул причальный трос, как собачий поводок.

– Призраки живут скрытно, это их природа.

– Но этот мог остаться жить в доме Пьера Русселя?

Лицо лодочника расплылось в улыбке, – наверное, у него было совсем мало зубов, потому что губы втянулись внутрь.

– У призраков свои привычки, это точно, – сказал он Мершу и подмигнул. – После смерти Русселя никто не рискнул там поселиться.

– Но кто-то же там все-таки живет?

– Его ученики, но они живут там тайно, потому что тантрический закон требует, чтобы они оставались невидимыми…

– Спасибо, Жером, ты нам очень помог.

Старик снова подмигнул:

– Не благодари меня. Я вам только что подарил билет в ад.

137

Косячок на дорожку.

Если уж безумствовать, то по полной программе.

После обеда они вернулись на гхат Асси. Сквозь туман, словно желая облегчить им поиски, проглянуло солнце. Дворец Сараяма-Махал, принадлежавший некоему махарадже из Восточной Индии, был обращен к Гангу длинным фасадом с многочисленными окнами и нишами, увенчанными башенками в форме ракушек – знаменитыми шикхарами, символизирующими горные вершины, где обитает божественный дух. С этой стороны забраться во дворец было невозможно – стена торчала из воды, как утес. Они обогнули здание по сырым, подозрительным переулкам, то и дело наталкиваясь на садху и носильщиков трупов, и так дошли до порога дворца. Все окна были закрыты ставнями, за которыми не просматривалось никаких признаков жизни; дворец тонул, как крейсер, покинутый матросами. Сравнение было тем более верным, что террасы, ниши и шпили напоминали палубные надстройки, трубы и пушки военного корабля, выкрашенного в красный цвет, хотя на самом деле это облупилась старая краска, обнажив кирпичи.

Они остановились перед дверью в форме арки, заросшей гниющим плющом. Существовал только один способ войти во дворец – через эту дверь. Для этого надо было выломать какую-нибудь из резных панелей, закрывающих проемы.

Мерш ничего не говорил, но у него наверняка была какая-то идея. Николь доверяла ему.

Они вернулись в отель и стали ждать вечера.

…Было одиннадцать часов, и, конечно, снова припустил дождь. Мерш ушел неизвестно куда. Николь, чтобы отогнать страх, закурила косяк и отдалась благотворному воздействию каннабиса. Ей казалось, что у нее с темени сняли всю тяжесть, всю тревогу – как снимают тонкую пленку с клейкой этикетки. Скоро она будет готова к роковому походу – спасибо наркотику.

Внезапно в номер, едва не сорвав дверь с петель, ворвался Мерш:

– Мой кольт пропал.

– Что?

– Пока ты принимала душ, я все обыскал: его нигде нет. Я хорошенько потряс хозяина отеля, но он тут ни при чем, я уверен. Его украл кто-то другой.

– Понятно, – согласилась Николь. – Но что нам теперь делать? Отказаться от плана?

Решительный вид Мерша говорил о том, что он не собирается отступать.

– Со мной всегда мой «Ка-Бар».

Он был сам не свой. Николь чувствовала, что это противостояние стало его навязчивой идеей. Речь шла уже не о том, чтобы арестовать убийцу… кстати, а на каком, собственно, основании? Нет, он хотел заполучить его голову, как безумный охотник, преследующий в Африке слона или легендарного носорога.

Его больше не интересовали обстоятельства дела, он забыл о своем статусе полицейского и плевал на правосудие. Теперь он жаждал одного – смерти врага.

Боже, с одним ножом…

Надо было прекратить эти бредни, вернуть его на землю.

– Мы не можем так поступить, – сказала Николь. – Нужно идти в полицию.

– Мы уже ходили. Они нам не помогут.

– Вопрос не в том, чтобы нам помочь, а в том, чтобы полицейские взяли расследование в свои руки. Мы находимся на их территории. Это их полномочия и…

– Из-за одних лишь предположений полицейские Варанаси и пальцем не пошевелят. Не говоря уже о главном.

– О главном?

– Баба Шумитра Сен – маг, демон. Индусы не связываются с такими персонажами. Нам надо действовать самим.

Николь встала с кровати и подошла вплотную к Мершу. Комната была маленькая, и две кровати, расположенные справа и слева, еще больше сужали пространство для маневра, едва позволяя передвигаться.

– Это самоубийство, – возразила она.

– Ты не обязана идти с нами. Вообще-то, это дело касается нашей семьи.

Она подняла руку, чтобы влепить ему пощечину, но одумалась и, обняв его за шею, прижалась губами к его губам. Едва коснувшись друг друга, их рты раскрылись, как два огненных цветка, и языки пустились в зажигательный пляс.

Через несколько секунд она оттолкнула его, чтобы перевести дыхание.

Дверь номера снова распахнулась. На пороге стоял Эрве, бледный и тонкий, как свеча. За несколько дней он совершенно изменился. Поиск истоков собственной истории сделал его похожим на чокнутого исследователя, ищущего в дебрях устье реки.

– Мы идем?

Мерш утер губы рукавом – очень элегантно.

– Идем.

Николь мысленно уже капитулировала. Надо было заканчивать это путешествие, граничащее с безумием, но она была слишком молода, чтобы это сознавать. Участие в революции ее не привлекало; другое дело – запутанная история семейной вендетты, куда более захватывающая и будоражащая воображение.

Она натянула дождевик и резиновые сапоги, которые они купили днем, и последовала за братьями.

138

С неба обрушивались потоки воды, словно кто-то сталкивал облака, чтобы опорожнить их без остатка.

Три фигуры, закутанные в непромокаемую ткань, шлепали резиновыми подошвами по лужам, опустив голову, чтобы свирепые струйки не проникли за воротник, – даже здесь, даже сейчас, в самом сердце Варанаси, столице гроз. Худо-бедно они нашли дорогу. Издалека их – троицу в капюшонах, бредущую вдоль стен, – можно было принять за неприкасаемых, которые возвращаются в свои трущобы, наигравшись за день в игру «последний из людей».

Они дошли до ворот Сараяма-Махала; она знала: в мусульманской архитектуре этот вход назывался айван. Почему она вспомнила об этом посреди бури? Может быть, чтобы, прежде чем провалиться в бездну, уцепиться за рациональное знание, за что-то знакомое, такое как книги, учеба, дом…

Посреди потопа Сараяма-Махал, окруженный домиками из крашеного бетона и бараками, крытыми гофрированным железом, казался огромным. Повсюду одна и та же картина кораблекрушения: гигантский накренившийся дворец, погружающийся в землю, и вода, переполняющая все: небо, реку, канавы…

Николь подняла глаза и уперлась взглядом в темно-красную стену. Одни окна были закрыты глухими панелями, другие – забиты досками. Из подвесных беседок, увенчанных куполами, струилась вода, как из уличных фонтанчиков. Башни терялись в черном небе, карнизы булькали, выплескивая на тротуар красные – от цвета стен – волны. Настоящие волны крови…

Николь с опозданием осознала, что Мерш, встав на какую-то выступающую архитектурную деталь, уже успел просунуть «Ка-Бар» под резную панель и, действуя ножом как рычагом, оторвал ее от рамы. Панель