(на этот раз настоящий, с дипломами и джайнскими статуэтками на полках) как обыкновенные туристы, потерявшие паспорта.

Мукерджи предостерегающе выставил перед собой темно-коричневые руки:

– Должен признаться, что рядом с преступниками мне как-то не по себе. – Он поднял глаза на Жан-Луи, улыбнулся. – Вы знаете, что я создал в Варанаси больницу для птиц? – Увидел, что гости не реагируют, и снисходительно махнул рукой. – Ладно, оставим это. Вы оказали мне услугу. Мы уже давно вели наблюдение за Пьером Русселем, который якобы умер, став Бабой Шумитро Сеном… Моя специализация, как вы, конечно, помните, – секты. Секта Бабы была опасной, очень опасной… Во-первых, потому, что она была тайной, а во-вторых, потому, что была вредоносной. До какой степени – мы еще не разобрались. Несомненно лишь то, что Сен постоянно совершал убийства. В качестве тантрической практики или для собственного удовольствия – этого мы никогда не узнаем.

Эрве не выдержал и вмешался – Мукерджи действовал ему на нервы:

– Почему же вы сами его не арестовали?

Мукерджи снова вытянул руки, развернув ладони к собеседникам:

– У нас не было убедительных доказательств, а наши люди отказывались вести слежку за Бабой Шумитро Сеном.

– Почему?

– Просто боялись. Боялись, что он их заколдует, осквернит, убьет…

– Выходит, вы ожидали нас, как пришествия мессии, – иронично заметил Мерш.

Глубоко спрятанный в густой бороде рот Мукерджи скривился.

– Мы, индусы, не очень ценим юмор на религиозные темы…

Эрве потихоньку приходил в себя. В эту ночь он испытал самый большой страх в своей жизни. И одновременно проверил границы собственных возможностей: под силу ли ему встретиться с врагом лицом к лицу, даже если это самоубийственно?

В глубине этого ужаса юноше не давала покоя одна вещь – последний жест Сена. Он распахнул ему навстречу объятия, словно после долгой разлуки. Действительно ли отец хотел его смерти? Спустя столько лет убить свою мать, умертвив ради этого собственного сына? Эрве уже ни в чем не был уверен.

Мукерджи хлопнул ладонями по столу:

– В любом случае вы спасли жизнь индийской девушке… – Он пролистал стопку машинописных листов. – Некой Харимати Азми, семнадцати лет, родом из Бихара. Нищенке, которую преступник похитил два дня назад. Думаю, что хотя бы по этой причине я могу приложить некоторое усилие и избавить вас от бумажной волокиты.

– То есть? – спросил Мерш, не выказывая ни малейшей признательности.

Индус с досадой прищелкнул языком, – похоже, эти объяснения давались ему нелегко.

– Мы можем отнестись к вашим действиям как к законной самозащите. Скажем, протез, который носил Баба Шумитро Сен, представлял реальную угрозу, не говоря уже о его холодном оружии. В результате вы спасли жизнь вашему брату и молодой девушке. По закону через несколько недель вам предстоит дать показания в суде, и, разумеется, до этой даты вы должны оставаться в городе.

– Но это невозможно.

– Понимаю. И потому предлагаю вам упрощенную процедуру. Сегодня днем судья, принявший дело к производству, вынесет свое решение, и вы сможете вернуться во Францию.

Мерш вздохнул, опустив глаза, но тут же вновь вскинул их, уставившись в большие черные зрачки собеседника.

– Спасибо.

– Не благодарите. Я лишь воспользовался небольшими привилегиями, которые имеют сотрудники федеральной полиции.

Индийский акцент Мукерджи все время будто бы преодолевал илистую жижу, из которой слоги с трудом выныривали на поверхность.

– Так мы уходим? – неожиданно спросил Эрве.

– Осталось подписать несколько бумаг, и можете возвращаться в отель. Там вам надо будет дождаться моего звонка по поводу сегодняшней встречи с судьей. А потом мы отпустим вас в аэропорт.

Его последние слова произвели на Эрве неожиданный эффект. Его охватила какая-то томная дрожь, сладостная, приятная, растекшаяся по телу, как инъекция героина. Они скоро вернутся во Францию, стряхнут с себя все это…

– Не знаю, что и сказать, – заметил Жан-Луи. – В делах такого рода, даже когда все закончилось, радоваться особо нечему.

Мукерджи кивнул, и его борода разметалась на груди, как пучок перьев. Он встал. Черный пиджак казался слишком тесным в плечах, а фалды топорщились, словно крылья. Неваляшка с лицом раввина.

Не бог весть какой прощальный образ Индии, но Эрве предпочитал его, а не усеянную зубьями, как у циркулярной пилы, пасть гуру-убийцы.

Мукерджи маленькими шажками обошел свой стол.

– Я рассчитываю, что сегодня вы расскажете нам все подробности, потому что мы так и не смогли найти ничего серьезного против жильца, самовольно вселившегося в Сараяма-Махал… Ваши показания очень ценны. Собранные вами улики и доказательства будут приобщены к делу, и это очень важно для нас… важно для нашей страны, понимаете?

Эрве, Мерш и Николь кивнули. Бежать со всех ног – вот что было важным для них. Найти новый отель. Позвонить в авиакомпанию. Удрать с этого проклятого субконтинента.

Они уже уходили, когда Мукерджи их окликнул. Им пришлось вернуться в кабинет, и на этот раз, как ни странно, федеральный агент закрыл дверь.

– И последнее… – пробормотал он. – Не исключено… – Джайн предостерегающе поднял указательный палец. – Повторяю: не исключено, что дело еще не закончено.

– Что вы имеете в виду?

– Как вы, конечно, знаете, настоящее имя Бабы Шумитро Сена – не Пьер Руссель, а Жорж Дорати.

– Это мы знаем.

– Он был сыном Жанны де Тексье, той, которую в ашраме Ронда называли Матерью.

– Это мы тоже знаем, – нетерпеливо ответил Мерш.

– Баба Шумитро Сен, возможно, действовал не в одиночку.

– Вы имеете в виду членов его секты?

– Нет. Я скорее думаю о членах Ронды.

– Вы плохо информированы, – вмешался Эрве. – Он уже давно порвал все отношения с Рондой.

Мукерджи покачал головой – его борода моталась по груди из стороны в сторону.

– Так говорили, да. Но вы знаете, в Индии…

– Что – в Индии?

– Две противоречащие друг другу истины могут существовать одновременно.

– Поясните.

Мукерджи развел своими маленькими ручками:

– Здесь нечего объяснять. В этом расследовании вы продвинулись гораздо дальше меня. Но не забудьте, что моя специальность – секты, и я по опыту могу сказать, что в этой сфере мы обнаруживали неожиданные связи и тайные ответвления, в которых нам никогда не удавалось до конца разобраться.

Николь разом оборвала эти дурацкие намеки:

– Бабе Шумитро Сену не было никакого дела до синкретизма, проповедуемого Рондой. Он давно обратился к тантризму, и то, что мы обнаружили у него во дворце, доказывает, что его практики не имели ничего общего с Рондой.

Мукерджи поднял руки, как бы говоря: «Хорошо, беру свои слова обратно».

– Но вы помните о Кундалини? – все-таки добавил он.

– При чем здесь Кундалини?

– Это змея, которая только и ждет, чтобы ее разбудили.

– И что?

– Отрубите ей голову, и ее тело продолжит двигаться.

– Хватит говорить загадками!

– Мне больше нечего вам сказать, кроме одного: на вашем месте я бы поискал еще. У зверя, которого вы преследовали, может быть две головы.

142

Парк отеля «Тадж Надисар Палас», отделенный от нищего города белыми стенами и охранниками из сикхов, представлял собой длинную ухоженную зеленую полосу, которая спускалась ступенями к небольшому озерцу. Что-то вроде покрытой зеленым