туда, Бог даст". — "Это та церковь, что здесь раньше стояла?". — "Да, ее взорвали в 30-х годах. В ней еще мой дед служил". — "Ваш дед?..". — "Да, мой дед. Отец Димитрий, настоятель храма". — "А что с ним стало?..". — "Арестовали и расстреляли — тогда же, в 30-х". "Как жена ваша, дочки?", — помолчав, спросил Толик. — "Слава Богу. Старшие дочки — студентки уже. Одна учится на философском факультете, другая — в художественном училище. Что забавно, в детстве она не очень любила рисовать, в отличие от сестры. Но затем увлеклась". — "Старшие дочки?.. Как это — "старшие"? Они же у вас — близнецы…". "У меня уже три дочки, — рассмеялся Княжич. — Младшей — два годика. Везет мне на дочек". — "Это здорово… Привет им всем от меня передавайте". — "Обязательно передам, Толя". — "Константин Евгеньевич, а где карусели-то? Ну, которые здесь стояли?". — "Их демонтировали и увезли куда-то. Куда — я, честно говоря, не в курсе. По-моему, где-то в другом районе города луна-парк собираются открыть. Но меня это мало интересует". — "А Валерьяныч где?". — "Кто?". — "Сторож здесь раньше работал, старик такой со странностями, не помните? Его по имени никто не называл: Валерьяныч и Валерьяныч". — "Он умер".

Старик Валерьяныч, как оказалось, умер при загадочных обстоятельствах. Тело его однажды утром обнаружил местный физкультурник, совершавший в парке пробежку. Валерьяныч, с упавшей на грудь седой головой, сидел в кабинке "чертова колеса" невысоко над землей. Для чего он залез в кабинку, кого или что там искал — никому уже не дано было узнать. Врачи заявили, что признаков насильственной смерти на теле старика не обнаружено, сторож-де скончался от острой сердечной недостаточности. Однако богобоязненные старушки заверяли, что Валерьяныч стал очередной жертвой "чертова колеса". Последней жертвой.

"Жалко старика, — сказал Толик, выслушав рассказ Княжича. — Хоть и чудной был, но безобидный, добрый". "Упокой Господь его душу, — Костя перекрестился. — А ты, Толя, в Бога все так же не веришь?". — "Не знаю…". ("Не говорить же ему о том, что я сделался протестантом, — подумал он. — Это не в счет"). "Ну, это уже лучше, чем раньше, — улыбнувшись, отметил Княжич. — Раньше, насколько я помню, было категорическое "нет". Сейчас — "не знаю". Значит, какие-то процессы в сознании все-таки происходят, какое-то переосмысление все же намечается". — "Не знаю, Константин Евгеньевич, не знаю насчет переосмысления… Все как-то сложно, непредсказуемо, непонятно…". — "А где ты работаешь?". — "Журналистом в газете. В Америке. Я в Америке живу, Константин Евгеньевич. Пять лет уже. А сейчас вот в родные края решил наведаться. На несколько дней…". — "Ну, и как тебе родные края? Сильно изменились?". — "Сильно" — это не то слово. Так сильно, что я аж в нокауте. (Он опять потер скулу). Помните, вы нам в школе говорили, что время всегда одно и то же, меняются только люди? А у меня сейчас такое чувство, что в моих родных краях изменилось все — и люди, и время, и пространство. Просто не узнать. Никого и ничего. Что здесь, что в Москве, что по всей стране, наверное. Вот вы мне можете объяснить, Константин Евгеньевич, как могло произойти, что такая страна, как Советский Союз, развалилась в считанные годы?.. Я улетал в Америку как раз в 91-м, когда Союзу всего-ничего жить оставалось, но я тогда над этим не задумывался, голова у меня другим была занята… А сейчас хожу, гляжу и никак в толк не возьму: ну, как такое могло случиться? Такая страна, огромная, 1/6 часть суши, силища неимоверная, всё и все под контролем, половина земного шара — в кулаке, а вторая половина от удара этого кулака помрет на месте… Империя, одним словом! Казалось, сносу ей не будет во веки вечные. И вдруг все исчезло. Как сон, как утренний туман… Как та Атлантида. Да похлеще даже, чем Атлантида! Атлантида хоть исчезла с концами, бесследно, а Союз превратился не пойми во что — ни Советы, ни Запад… Каменный век какой-то, неандертальцы на иномарках, всюду — грязь, мусор, помойка настоящая, черт те что… Как это все, Константин Евгеньевич? Почему?". — "Толя, ты по традиции задаешь мне сверхглобальные вопросы. Нет-нет, я тебя не укоряю!.. Наоборот, мне интересно беседовать с такими людьми, как ты, которые хотят знать самое главное и самое важное, до основы основ докапываются. Хоть порой и воспринимают эти основы скептически. Что я могу сейчас на твой вопрос ответить… В смутные времена, когда рушатся прежние устои, все самое темное в человеческой душе лезет, рвется наружу с утроенной энергией. Это знаешь, как если вывернуть из земли каменную плиту, которая стояла там годами, десятилетиями, может, даже веками. И вот ее вывернули — и из ямы выскакивают полчища мокриц, жуков, червей, сороконожек. Как бесенята, бегают, снуют, суетятся… Это по поводу твоих неандертальцев на иномарках. А насчет СССР… Достоевский сказал, что высшая гармония не стоит слезинки одного замученного ребенка. А создателям СССР зачем-то понадобилось убить 13-летнего мальчика — цесаревича Алексея. И чего, спрашивается, стоит так называемое идеальное общество, царство счастья и всеобщего равенства, ради которого надо замучить 13-летнего ребенка? К чему такое "счастье", кого оно может осчастливить? И ведь не только этого ребенка убили, не только сестер его и родителей, но многих людей, миллионы… Павлика Морозова полвека за героя почитали, а сейчас иудой выставляют, чудовищем, олицетворением предательства. И всякий норовит плюнуть в него, хоть его уж на свете давно нет, всякий считает своим долгом лишний раз оскорбить и унизить его имя. Будто сами — святые, никогда никого не предавали… А Павлик Морозов — несчастный ребенок, такой же, как и цесаревич, так же, как и он, уничтоженный братоубийственной мясорубкой. Им ведь обоим по 13 лет было на момент смерти. Совпадение… Один — принц, другой — нищий. А судьба одинаковая. Обоих убили, как щенят. Во имя чего?.. Страшно… Страна была построена на крови и костях. А крепость, построенная на крови и костях, вечно стоять не может, какими бы непробиваемыми ни казались ее стены, как бы их ни укрепляли. Ненадежный это фундамент, и когда-нибудь эта крепость обязательно рухнет. И под обломками снова погибнут люди, в том числе — ни в чем не повинные… Ты говоришь: "СССР развалился в считанные годы". Не в считанные годы. Он был обречен на развал с самого начала, с первой секунды своего существования. Кровь замученных — это, если угодно, часовой механизм, который должен был сработать. И он сработал. И это касается, кстати, не только СССР, но любого общества, любой