последовавший за Парижским миром (1764), были посланы в разведывательное плавание к Магелланову проливу два английских корабля; через три года капитан Уоллис достиг коралловых рифов Таити, а в 1768 году капитан Кук из конца в конец проплыл Тихий океан, и везде, где он приставал в Новой Зеландии, в Австралии — он подчинял земли английской короне, открывал новый мир для распространения английской расы. Политики и народ чувствовали перемену в положении страны. По словам Бёрка, парламент Британии требовал себе «господствующего положения, при котором он, как с небесного трона, направлял бы все отдельные низшие законодательные собрания, руководил ими и контролировал их, не уничтожая ни одного». Английский народ, проникнутый коммерческим духом эпохи, видел в расширении своих внешних владений, обеспечивавшем ему монополию торговли с ними, источник неизмеримого богатства. Торговля Англии с одной только Америкой в 1772 году почти равнялась ее торговле со всем миром в начале века. Защита и сохранение столь обширных и прибыльных владений стали с этого времени не только целью политиков, но и стремлением народа.

С того времени как выселение пуритан присоединило к Мэриленду и Вирджинии четыре штата Новой Англии Массачусетс, Нью Хэмпшир, Коннектикут и Род Айленд, развитие английских поселений в Северной Америке происходило медленно, но никогда не прекращалось. Все еще появлялись поселенцы, хотя и в меньшем числе, и две новые колонии к югу от Вирджинии получили от Карла II название Каролин. Война с Голландией принесла Англии в 1664 году область от Гедеона до внутренних озер, на которую заявляли свои притязания голландцы; Карл II подарил эти земли своему брату, и они получили от него название Нью-Йорка. Скоро от этой обширной области отделились части, образовавшие колонии Пью Джерси и Делавэр. В 1682 году через Делавэр в глубь первобытных лесов последовала за Уильямом Пенном группа квакеров, образовавшая колонию, которая своим названием Пенсильвания — напоминала своего основателя и лесные дебри, среди которых она была расположена. Затем, через довольно большой промежуток времени, возникло новое поселение, получившее от царствовавшего тогда государя Георга II имя Джорджии; оно было обустроено на Саванне генералом Оглеторпом в качестве прибежища для английских должников и преследуемых протестантов Германии. Какими бы медленными ни представлялись эти успехи, но, в сущности, в колониях быстро росли численность населения и благосостояние. В середине XVIII века все их население доходило приблизительно до 1 200 000 белых и четверти миллиона негров и составляло почти четвертую часть населения метрополии.

Богатство колонистов возрастало еще быстрее, чем их численность. Пока более производительными оказывались южные колонии. Вирджиния славилась своими табачными плантациями, Джорджия и Каролины — своими урожаями риса, маиса и индиго, тогда как Нью-Йорк и Пенсильвания ограничивались ловлей китов и трески, торговлей зерновым хлебом и лесом. Притом различия между северными и южными колониями не ограничивались промышленностью. В южных штатах преобладание рабства вызывало аристократический дух и благоприятствовало образованию крупных имений; среди богатых плантаторов Вирджинии, таких, как Ферфаксы и Вашингтоны, были представлены многие старые английские фамилии, была введена даже система фидеикомиссов. С другой стороны, в Новой Англии оставались неизменными характерные особенности пуритан: их благочестие и нетерпимость, простота жизни, любовь к равенству и склонность к демократическим учреждениям. По отношению к образованию и политической деятельности Новая Англия далеко превосходила прочие колонии, так как за поселением пуритан тотчас последовало установление системы местных школ, до сих пор составляющей славу Америки. Было постановлено, что «каждая община, как только Бог доведет число ее хозяев до пятидесяти, должна назначить человека для обучения всех детей чтению и письму, а когда число семейств в общине дойдет до сотни, она должна учредить грамматическую школу».

Но как ни значительны были эти различия, как ни велико было в дальнейшем их влияние на историю Америки, пока они чувствовались слабо. В главных особенностях все колонии очень походили друг на друга. В церковном и гражданском отношении все они представляли резкую противоположность самой Англии. Невиданное разнообразие религиозных верований вызвало религиозную терпимость. Новая Англия все еще оставалась оплотом пуританства. Во всех южных колониях законом была установлена епископальная церковь, и масса поселенцев принадлежала к ней; но большую часть населения Мэриленда составляли римские католики. Пенсильвания была квакерским штатом. Нью-Джерси заселили пресвитериане и баптисты, бежавшие от контрольной присяги и преследований. Среди поселенцев Каролин и Джорджии было много лютеран и «моравских братьев» из Германии. В таком хаосе верований религиозное преследование стало невозможным. Те же внешнее разнообразие и внутреннее единство господствовали в политических устремлениях и устройстве штатов. Каким бы ни был характер колонии — демократическим, умеренным или олигархическим, форма правления была в ней почти одна и та же.

Первоначальные права владельца, основателя и концессионера во всех штатах, кроме Пенсильвании и Мэриленда, или исчезли, или пришли в забвение. Управление каждой колонией находилось в руках избираемого всем народом (и назначаемого губернатором) совета и губернатора, выборного или назначенного короной. Назначением этих губернаторов, в сущности, и ограничивалось административное вмешательство правительства метрополии. Счастливое пренебрежение предоставляло колонии самим себе. Впоследствии было остроумно замечено, что «господин Гренвиль потерял Америку потому, что стал читать депеши оттуда, чего никогда не делал ни один из его предшественников».

В сущности, для вмешательства в дела колоний было мало причин. Их привилегии были обеспечены королевскими грамотами. Право внутреннего обложения принадлежало только их собраниям, и они пользовались им очень умеренно. Уолполь, как и впоследствии Питт, резко отверг план обложить Америку акцизом. «Этой мерой, сказал он, я вооружил против себя Старую Англию; неужели вы думаете, я захочу повторить это с Новой?» Даже в вопросах торговли верховенство метрополии далеко не было стеснительным. Существовало несколько небольших пошлин на ввоз, но их обходили при помощи ловко устроенной системы контрабанды. Ограничение торговли колоний торговлей с Великобританией больше чем уравновешивалось теми торговыми преимуществами, которыми пользовались американцы как британские подданные. Таким образом, ничто пока не нарушало добрых отношений колонистов с метрополией, с которой их еще теснее сближала опасность нападений французов. Но какой сильной ни представлялась в конце войны привязанность американцев к Британии, Проницательные наблюдатели в самом торжестве Питта подметили опасность для будущего их союза. Присутствие французов в Канаде, их притязания на Запад заставляли колонии искать себе защиты у метрополии; с завоеванием Канады исчезла всякая нужда в такой защите. Англия заняла по отношению к своим далеким владениям положение простого владельца, и тогда снова выявились различия в характере, которые до этого необходимость в союзе отодвигала на задний план. Если торговые и финансовые вопросы вызывали ропот и споры, за ними скрывался страх перед усвоенными управлением и обществом колоний