за него так же, как за саму Анну, потому, что именно так её любил: без капли эгоизма. Ему было плохо, больно, даже обидно, но ни злости, ни желания мстить, ни ненависти к ней или Ошу в нём не было.

— Завтра мы расстанемся. — Сказал Ош, немного помолчав. — Я бы хотел сказать тебе, что я чувствую, но я этого сам пока не знаю. Ты, наверное, понимаешь, насколько всё, что касается тебя, противоречиво и смутно.

— Понимаю.

— Ты мне нравишься, в общем, а сомнения… Они не в сердце, они в голове. Я хотел бы, чтобы мы были друзьями, понимаешь, о чём я?

— Не совсем.

— Я улетаю завтра, и что будет дальше, я не могу даже представить себе. Я не могу ни планировать, ни обещать, никому, не только тебе.

Ивайр подумал, что он говорит это про Анну, отвернулся.

— Ты понимаешь? — настойчиво повторил Ош.

— Да. — Ответил Ивайр, заставив себя повернуться. — Я желаю тебе удачи, лорд Ош.

Они молча постояли рядом, глядя на звёзды. Ош никогда прежде не делал этого — ни времени не было, ни особого желания. А теперь, покидая Грит, он точно знал, что всегда найдёт время для того, чтобы полюбоваться звёздами и вспомнить своего странного приятеля… Конечно, если оно будет у него, это время.

С Анной прощаться было больнее. Она изо всех сил сдерживала своё отчаяние и разочарование, но оно выплёскивалось из её глаз наружу влажной тёмной зеленью, яркой и горькой. Она улыбалась, прощаясь с ним, до последнего, а Ош думал, что прощание это было бы немного другим, если бы он мог что-то ей пообещать. В отличие от Ивайра, он знал, что это ещё не то, не любовь, они оба просто попали под очарование необычных обстоятельств и сильных ощущений; но чувствовал, что это может стать ТЕМ, таким, какое бывает только в легендах. Он был готов полюбить её, но она — нет, и он это знал. И лучше всего он понимал, что ей нужен не он. Она сама ещё не знает, кто, но поймёт, когда его встретит, в первый же момент, и уже не станет ни ждать, ни колебаться. Жаль было… Она была самой необыкновенной женщиной из всех, кого он встречал. Улетал он с цветком ветра из её апартаментов, единственным, что позволил себе сохранить на память о Грите.

Проводив его, Ивайр наконец-то собрался с духом и попросил Анну встретиться с ним и поговорить. Её он не стал приглашать ни в апартаменты Л: вара, ни в «Цветок ветра», хоть иногда и думал, чтобы обставить прощание красиво, выбрав для этого романтичный антураж. Этого не стоило делать, потому, что в происходящем больше не было ни капли романтики, и не стоило обманывать себя и её.

Он верил, что поступает правильно, поэтому был готов на всё. Возможно, — думал он, придётся проявить грубость и оттолкнуть её, чтобы злость на него помогла ей потом пережить потерю. Ради неё же самой! Но в какие-то моменты ему вдруг становилось страшно: а что, если она хладнокровно, как и Кейв, согласится с логичностью задуманного и сделает ему ручкой?.. Этот страх существовал в нём вопреки уверенности в Анне и любви к ней, и он был следствием душевной раны, нанесённой бывшим другом. Подобные вещи всегда что-то разрушают в душе, и как бы ни была эта душа сильна, рана не заживает до конца никогда. Поэтому, когда он услышал от Грита, что Анна поднимается к нему, он внутренне съёжился и напрягся, готовя себя и к такому варианту. Повертел в руке стержень, и, решившись, обратился к кораблю:

— Грит, я оставляю Анну своим заместителем с правом передать тебя тому, кого она выберет.

— Я понял приказ, Кайл Ивайр. Можно вопрос?

— Нет, Грит, нельзя.

— Я понял приказ. — Повторил Грит. — Анна уже здесь.

— Я догадался. — Сказал Ивайр тихо, не сводя глаз с пылающей прямо по курсу звезды.

Она успела измениться за это время: загорела под имитатором кортианского солнца, кожа приобрела золотистый тёплый оттенок, волосы приобрели лёгкий голубоватый налёт, как у истинной мероканки. Кейвар тоже успел изменить её — у неё появились новые жесты и интонации, которые она бессознательно скопировала у него. Ивайр заметил это в первые же мгновения; стало ещё больнее. Как похожа она была на Кейвара, и как не похожа! Она тоже была холодной, но это был весенний лёд, нежный, тающий от первого же тёплого касания. В ней были жизнь, любовь, огонь, неподвластные никаким ударам судьбы. Она была настолько сильной, что не боялась проявить слабость: заплакать, показать дрожь в голосе и руках, смутиться, ошибиться и признать это, извиниться, очаровательно признаться в предвзятости и продолжать настаивать на своём. Плачущая, смеющаяся, упрямая, нежная, невыносимая, гневная, испуганная — в каждой своей ипостаси она была настоящая, прекрасная в свой силе. Его сердце стало точкой соприкосновения двух миров: Вселенной по имени Анна, и его собственной; её душа была в его сердце, понимание её, любовь к ней каждую секунду, такая разная всегда: то нежная, то страдающая, то тихая, то бурная, но всегда безграничная, как космос. То взбаламученная обидой и гневом, то умиротворённая взаимной нежностью, то встревоженная ревностью, то уязвлённая, то примирившаяся, то отчаявшаяся, она разрывала ему душу. Кайл Ивайр хотел не обладать — он стремился одарить её своей любовью, заботиться о ней, быть с нею искренним до конца, и знать, что его любовь и щедрость принимают… Он не мог больше жить с этой любовью в себе, и видел один выход из создавшегося положения: умереть.

— Здравствуй, Ив. — Сказала Анна, остановившись в двух шагах от него. — Что случилось? Ты наконец-то решил перестать меня игнорировать?

— Я никогда тебя не игнорировал. Просто не хотел тебе мешать.

— Мешать? В чём?!

— Ты нашла семью. Я рад за тебя.

— Какая странная радость. — Анна обошла его, встала так, чтобы видеть лицо, вся залитая светом звезды, которую Ивайр избрал своей могилой. — Я не такая дура, чтобы тебя не понять. Кейв убедил тебя, что необходимо передать Грита ему, и ты собираешься уболтать меня?

— Я предложил Кейву сделать это без твоего ведома, но он отказался наотрез.

— Он отказался? — Голос и взгляд Анны слегка потеплели, она чуть улыбнулась чему-то в себе. — Что ж, я рада… Хоть и немного удивлена. Тогда в чём дело?

— Ты можешь передать Грита кому угодно, раз он не хочет. Я не могу оставаться его капитаном теперь.

— Без Грита ты слишком уязвим! — Горячо воскликнула Анна. — Как ты