Я открыла глаза и не сразу смогла собрать себя воедино.

– Как же ты восхитительно прекрасна, – с улыбкой сказал Его Величество.

Он снова склонился к моим губам, но в этот раз я накрыла губы короля кончиками пальцев и улыбнулась:

– Желанием был один поцелуй.

– Ах ты, маленькая вредина, – усмехнулся государь. – Желаешь еще что-то добавить?

– Вы знаете всё, что я могу сказать, – ответила я. – Вы ведь ждали этого.

– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – чуть прищурившись, спросил Его Величество.

– Нравитесь, государь, я говорила вам об этом, – я окончательно отстранилась. – Но чужой мужчина остается чужим, и я уже поступаю дурно, позволяя себе целовать вас и принимать ваши поцелуи.

– Да сколько можно?! – сердито воскликнул король.

– Данность неизменна, мой ответ также, – я склонила голову: – Простите, государь, что огорчаю вас.

Он поджал губы, прожег меня взглядом и… успокоился.

– Хорошо, – беззаботно произнес монарх. – Да будет так. Но ведь мы же остаемся друзьями, верно?

У меня перехватило дыхание. Неужели получилось? Неужели он готов остановиться на этом и продолжать наше общение лишь как приятели? И где-то в глубине души я ощутила тут же неприятный укол и даже разочарование, однако подавила это странное чувство и кивнула:

– Разумеется, Ваше Величество.

– Тогда пройдемся. Мы с вами давно не разговаривали, ваша милость, восполним пробел.

Прогулка вышла приятной. Государь в этот раз больше говорил о себе, позволяя мне знакомиться с ним гораздо ближе. В этот день я узнала о шалостях короля, когда он был еще наследным принцем. Его Величество с удовольствием рассказывал мне о своих сестрах, о родителях и воспитателях. В его повествование покойный король представал таким же, как и мой батюшка – самым обычным отцом, бранившим сына за его проказы.

– И знаете, что сделал мой отец, увидев платьице мой средней сестрицы на любимой собачке матушки?

– То самое платье, в котором Ее Высочество должна была праздновать свой день рождения? – уточнила я.

– Точно, – щелкнул пальцами государь, и его губы растянула совершенно хулиганская ухмылка.

– И что сделал Его Величество? – с улыбкой спросила я.

– Он оттаскал меня за уши, – гордо ответствовал нынешний монарх. – Вы себе не представляете, какие у меня были после этого уши. Большие, оттопыренные и красные. Они горели так ярко, что пришлось натянуть на меня шапку, чтобы скрыть их от приглашенных гостей. Сестрице надели другое платье, и потому она прорыдала половину вечера.

– А вы?

– А я был суров и неприступен, а еще ужасно обижен на отца, на матушку, на сестрицу и вообще на весь свет, потому что мою шутку не оценили. Я столько возился, всовывая собаку в платье, и выглядела она уморительно. Но вместо аплодисментов я получил горящие уши, а сестрица-плакса подвывала весь вечер и действовала на нервы. Ужасный был день, совершенно неблагодарные люди, – и он, насупившись, скрестил на груди руки, став и вправду похожим на надутого мальчишку.

Я весело рассмеялась, а после покачала головой:

– И как же вам было не совестно, государь?

– Мне было семь лет, и я был весьма изобретательным и самолюбивым юношей, требующим признания своих талантов, – отчеканил монарх.

– Но не признали, – хмыкнула я.

– Нет! – воскликнул он с искренним возмущением.

– А сестра?

– Плакса и ябеда, – фыркнул король, и я рассмеялась уже в полный голос.

Про Селию у него таких историй не было. Про младшую сестру государь не спешил рассказывать, все его истории были или до ее рождения, или же уже после, но они касались уже отрочества и юношества, и в повествовании появились совсем другие люди, бывшие принцу приятелями.

– С кем же из них вы были близки духовно? – спросила я с искренним интересом.

– Ни с кем, – пожал плечами Его Величество. Он немного помолчал, а после посмотрел на меня. – Пожалуй, только с Селией. Сейчас мы уже не так близки… У нас с сестрой сложные отношения. Поначалу я ее ненавидел всей душой, думаю, понимаете, почему.

– Смерть Ее Величества, – вспомнив, с чем было связано рождение принцессы, с пониманием кивнула я.

Государь невесело усмехнулся и кивнул. Мы брели с ним по берегу Братца, любуясь на расцветающий закат. Я смотрела на монарха, сейчас испытывая сочувствие и желание дотронуться, провести по плечу рукой, чтобы показать поддержку. Наконец решилась и осторожно тронула его кончиками пальцев, чуть не отдернула руку, но поджала губы и решительно опустила ладонь на плечо короля. Он повернул голову, короткое мгновение смотрел на меня с удивлением, а после улыбнулся и накрыл мою руку своей. Снял со своего плеча и сплел наши пальцы. И мы продолжили прогулку.

– Я любил матушку, – произнес Его Величество. – Больше, чем отца. Она запомнилась мне удивительной женщиной. Доброй и ласковой. Сейчас я понимаю, что они с отцом не были близки… не важно. – Государь склонился, сорвал цветок, почти сомкнувший на ночь лепестки, и протянул его мне. Я приняла этот маленький дар и улыбнулась, так благодаря, а мой собеседник продолжил: – Так вот, когда родилась Селия, мне было одиннадцать лет. Тогда я понимал уже немало… И когда отец сказал, что матушка покинула нас, но оставила сестру, поручив нашей заботе, я отказался смотреть на девочку. У нас с отцом всегда как-то не складывалось, он был ласковей с дочерями, больше баловал их. Держал на коленях, рассказывал какие-то истории, а мне полагалось взращивать в себе мужчину и будущего господина земель Камерата. Так что ласка мне перепадала от матери. Может, потому я и любил ее больше… Боги, Шанриз, зачем я говорю вам всё это?! – вдруг воскликнул король и, усмехнувшись, покачал головой: – Как забавно… Я весьма скрытный человек и никогда не спешу делиться тем, что лежит у меня на душе. Даже своей покойной жене я не открывался так, как сейчас вам. Но что-то есть в вас… уютное. – Он остановился и развернулся ко мне. – Вы другая, Шанриз, я чувствую вас совсем иначе, чем всех остальных… Впрочем, это тоже не важно. – Государь тряхнул головой. – Хорошо, раз я начал, то стоит довести эту слезливую историю до конца. – И мы возобновили путь: – В общем, наши отношения с отцом, и без того прохладные, стали вовсе невыносимыми. Он бранил меня, я огрызался. Как-то наговорил кучу гадостей, обвинил в смерти матери и пожалел, что ушла она, а не Селия.

Я крепче сжала его руку и ощутила ответное пожатие. Сейчас я видела того мальчика, который вдруг остался без своей отдушины. Только долг, только требования, учителя и строгость. Мне было жаль юного принца, которого больше некому было приласкать и