— Сиди, сиди, Еремушка, отдыхай, смучился весь, — суетилась мать.

— Вот шел-шел и не погляди. — И Еремка долго не мог забыть досаду, что не удалось ему повидать избу в два окна, березу и тайгу за околицей, к которым он так трудно шел.

СЛЕПОЙ РАЗВЕДЧИК

На западных границах Советского Союза уже третий день шла великая война. А в деревне Ваничи продолжали жить по-мирному. Бабы и девки, собираясь большой говорливой толпой, носили от источника воду и поливали капусту. Мальчишки гоняли по зеленой травянистой улице футбольный мяч. Мужики по вечерам сидели у колодца на поваленной ветром березе и, глядя на баб, говорили, что нельзя всю жизнь таскать воду из-под горы, надо как-то наладить колодец.

Два года назад у ваничей случилась беда — общественный колодец, досыта поивший деревню больше двадцати лет, вдруг пересох. Одновременно с этим за деревней, под горой появился новый источник. Позвали мастера по колодезному делу Фомичева Луку: исправляй свою работу. Он спустился в колодец, все подробно проверил, потом осмотрел склон горки около источника и сказал:

— Плохо дело, ваничи. Божий свет увидела ваша водица. Теперь трудно поймать ее.

— И даже ты не уловишь? — удивились ваничи.

По колодезному делу Лука Фомичев — первый чародей в районе. Смолоду, годов шестьдесят, роет колодцы.

— Здесь надо еще идти вглубь метров на десять. А там знаете какая тьмища — моих глаз не хватит! Да и насчет воды ненадежно, — сказал Лука.

— Что же посоветуешь нам? — спросили его.

— Берите в источнике — вода отменная.

— А таскать-то! Бабы к тридцати годам в дугу согнутся. Легче уж всю деревню к источнику передвинуть. Один раз потрудиться.

— Делайте, что вам любо. А колодчик забейте: не ровен час — разыграются ребятишки да сгоряча и ухнут.

Вот с той поры, как только бабы за водой, у мужиков начинается разговор: то ли смириться и таскать воду из-под горы, то ли передвинуть деревню, то ли рыть новый колодец, то ли углубить старый.

Однажды разговор о колодце был неожиданно прерван в самом начале. В деревню примчался верховой гонец. На нем было все военное, у кожаного пояса револьвер, через плечо полевая сумка. Он развозил по деревням приказы райвоенкомата о мобилизации. Гонец остановился у колодца и, не вылезая из седла, спросил:

— Какая деревня?

— Ваничи.

— Наконец-то, — усталый, озабоченный гонец повеселел. Он выехал утром и уже не чаял, что доберется до Ваничей.

Ваничи стояли на краю района, за многими лесами и болотами. Дорога туда что ни шаг — лужа, ухаб, пень. И молодой, гладкий, военкоматский воронко пришел седым от пены, в ошметках грязи, с опавшими боками. Затем гонец спросил, кто у ваничей председатель колхоза. Из толпы мужиков выступил дядя Петр.

— Я председатель. — Он поправил фуражку, хотя она и сидела как следует, и огладил рукой темную окладистую бороду. — Пойдем потолкуем.

Вороного гонец сдал колхозному конюху, сам ушел с дядей Петром. Председателев сын Алешка сказал товарищам, чтобы подождали его с минутку, и умчался вслед за отцом домой узнать, с каким делом приехал гонец. Немного погодя он снова был на улице и радостно объявил:

— Война, ребята! Давайте играть в войну.

И, особенно не расспрашивая, где, у кого война, мальчишки разделились на две группы. Никому из них не пришло на ум, что скоро начнутся проводы отцов, слезы, новые заботы, — вся жизнь пойдет по-другому. С палками в руках они наступали стенка на стенку. Кое у кого уже были царапины, синяки, но боли никто не замечал. Обе стенки весело и победно кричали «ура!».

На улицу вышел дядя Петр, направился вдоль деревни. Поравнявшись с мальчишками, он приостановился и сказал:

— Вы, лапша, чего разгамелись?

— В войну, дядя Петр, играем, в войну.

— Тоже нашли игрушку. Марш по домам!

— Дядя Петр, рано. И стадо еще не пригнали.

— Сказано: марш! — Затем Петр крикнул отдельно своему сыну: — Лешка, беги на конный, скажи, пусть трех коней оставят дома, в ночное не надо, и сейчас же зададут им овса вволю. Ночью в город поедем. Понял?

— Понял.

Дядя Петр пошел дальше. Лешка умчался на конный. Остальные мальчишки глядели вслед Петру и переговаривались, как им быть. Воинственный дух, который живет в каждом парнишке, подбивал их ослушаться председателя.

Перед домом бригадира Никиты дядя Петр снова приостановился, постучал в окно и, когда Никита выглянул, подал ему четвертушку бумаги. Подавая, сказал:

— Поторапливайся: часа через три выедем.

Никита заикнулся что-то спросить, но Петр отмахнулся: — Потом.

Не успел он дойти до следующего дома, как со двора Никиты раздался визгливый, режущий уши женский плач.

По мере того как дядя Петр раздавал повестки, плач ширился, охватывая всю деревню, он спешил за ним, как дорожная пыль за телегой.

Сдав счетоводу свои председательские дела и наказав жене, как жить и хозяйствовать без него, Петр спросил:

— А где же ребята? Спят?

— В сад отправила. Нечего им здесь под ногами путаться. Позвать?

— Сам позову. Меня снаряжай поскорей!

Двенадцатилетний Лешка и семилетняя Анка сидели под кустом черемухи, где у Анки был свой «дом», и говорили о войне.

— С той стороны народ и с этой народ. Много народу, как снопов в поле, больше. И лупят друг друга чем попало. Вот тебе и война, — объяснял Лешка. — Да я покажу: я буду отбивать у тебя дом, а ты обороняйся.

Он отломил два черемуховых прута, один сестре, другой себе, и скомандовал:

— Хлещи меня! Хлещи изо всей силы!

Анка робко ударила брата, он ответил покрепче,