хоть какие-то эмоции. Моё нутро против воли сжалось в сочувствии. Я еще даже не стал сам отцом, но не желал даже впускать в разум мысль о том, каково это — пережить собственного ребенка. И не одного. А всех. Да, я был слишком молод по меркам Ордена и до встречи с Яной вообще не думал о детях. Да и назвать осмысленным мое поведение, когда я трахал ее без защиты под давлением безумия дракона, язык не повернется. А ведь это обычная практика для братьев Ордена — видеть, как их дети рождаются, живут и умирают, оставляя их жить дальше.

— Поэтому, когда я встретил твою мать, я эгоистично и совершенно осмысленно пошел на преступление против законов и устоев Ордена в надежде все же оставить после себя хоть одного потомка, одаренного благодатью, — монотонным голосом произнес отец, все так же глядя прямо на меня.

— Ты? — ошарашенно я уставился через стол. — Хочешь, чтобы я поверил, что ты — образец непогрешимости мог нарушить хоть один из своих обожаемых законов и догм? Не-е-ет, скорее уж небо упадет на землю.

— Это не вопрос твоего доверия, а свершившийся факт, результатом которого явилось твое рождение, — слова врезались в мой мозг так, словно были брошенными камнями.

— Твоя мать была потенциальной Дарующей. И я это смог распознать практически сразу. Как и то, что к моменту нашей встречи искра ее жизни уже едва теплилась, отсчитывая последние месяцы. Я совершенно осмысленно не стал ей открывать, кто она, соблазнил ее и убедил родить ребенка, дабы оставить после себя хоть какой-то след в мире.

— Что, прости? — шок стремительно рос, и просто захотелось услышать собственный голос, чтобы понять, что все реально, а не какая-то нездоровая фантазия.

— Я говорю, что намеренно утаил факт существования возможной Дарующей от Ордена и сделал ей ребенка. Тебя. В моем отношении не было и капли любви и никакой неожиданно вспыхнувшей страсти, о которой тебе наверняка говорила бабка, потому что я ей это внушил. Я все делал с холодной головой, потому что желание получить потомка, на которого снизойдет, наконец, благодать, и он не уйдет в вечность, заставив меня еще раз переживать потерю, оказалось сильнее всех моих принципов и преданности Ордену.

Воздух словно затвердел между нами, обращаясь в идеально прозрачную линзу, сквозь которую я шокировано рассматривал мужчину напротив. Да, отец и раньше был для меня закрытым и загадочным существом, но его поступки и решения всегда были образцом дотошного и почти маниакального следования устоям Ордена. Никогда никаких поблажек и отступлений, ни для себя, ни для друзей и близких. Ни малейших. И сейчас он мне говорит такое. Не дожидаясь, пока я выйду из ступора, отец продолжил:

— Как ты знаешь, твоя мать не пережила твоего рождения. И я честно скажу — я не хотел видеть тебя маленького, не хотел привязываться, учитывая, что и эта попытка могла оказаться провальной.

Попытка, вот я кто, оказывается.

— Но совсем избегать общения не было возможности. Ведь в случае удачи я хотел вложить в тебя весь свой опыт, все лучшее, что постиг, и помочь добиться гораздо большего чем сумел сам. Я находился в постоянном напряжении, разрываясь между тем, чтобы вырастить из тебя сильную личность, разделяющую мои взгляды и идеи, способную нести моё наследие в случае удачи. И при этом соблюсти дистанцию, не привязаться настолько, чтобы при поражении твой уход не разрушил меня на долгие годы. А может даже окончательно. Ведь даже то, что ты был рожден от потенциальной Дарующей, не давало мне гарантию того, что дракон выберет тебя однажды.

— Что же, с последней задачей ты справился на отлично. С остальным, похоже, полный провал… отец, — внутри кипело и перемешивалось множество эмоций, но с первым шоком я уже справился. — Итак, зная тебя, предполагаю, что весь разговор не просто так и именно сейчас.

— Не просто. Я пришел сказать, что виновен во всем. Но больше всего в том, что заставил тебя платить за собственные ошибки. Я совершил преступление. Я, а не ты. Мои амбиции и отвратительный поступок много лет назад — причина и начало всего. Но моя слепота и нежелание признать довели до того, что мы имеем сейчас. И за это у тебя есть все права меня ненавидеть.

— Не понимаю, какое отношение давно всеми забытый факт моего зачатия и рождения имеет ко всей этой ситуации.

— Самое прямое, Игорь! Это я породил Принца хаоса. Я, а не ты главная причина разрушения всего. Поэтому пришло время мне просто уйти. А твой ребенок — спаситель, тот, кто несет в себе новую чистую кровь, способный все вернуть к истокам, к прежнему величию. Он очистит Орден от вековых заблуждений, которыми он оброс из-за несовершенства и человеческих слабостей прежних Глав. Но чтобы он смог это сделать, ты должен взять на себя управление Орденом, пока он не достигнет зрелости.

Ярость и разочарование, которые я душил весь разговор, проломили себе дорогу в мой мозг, едва он упомянул нашего с Яной малыша.

— Да ты в своем уме, отец? Или рассудок покинул тебя вместе с контролем над любимым Орденом? Только что ты сообщил мне, что я с самого зачатия был для тебя не более, чем вместилищем твоих нездоровых амбиций, но этого тебе мало! Ты уже и на моего нерожденного ребенка замахнулся! Он еще и свет не увидел, а ты определил ему роль и место в твоем прекрасном Ордене! Еще не забыл, что желал уничтожить его вместе с женщиной, без которой я не могу жить?

— Я признал, что ошибался! — взорвался отец в ответ. — И тот факт, как и почему ты появился на свет, совсем не меняет того, что я люблю тебя! Ты моя гордость, мое самое ценное и великое творение, венец моей жизни, сын. И даже то, что ты отвернулся от всего, во что я верил и что создавал всю жизнь, не изменят моего отношения к тебе. Я сегодня здесь, чтобы сказать, что никогда не буду твоим врагом. Никогда. Я не войну объявить пришел. А предложить помощь и искать искупления, если оно возможно.

Я резко поднялся и глубоко вдохнул скрывая замешательство прорастающее сквозь гнев. Сказать что, подобные слова от отца, а более них еще и те эмоции что он сейчас проявлял были неожиданными не значит ничего. Я был настолько к этому не готов что единственной реакцией стало острое желание уйти и все переварить в одиночестве. Но выработанное годами его же воспитания