Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не смей отпускать его, сын! — жестко при казал он. — Поодиночке вы будете бессильны. Именно этого они и добиваются! Держи дракона!
Схватив меня отец бегом поволок меня к машине. И неожиданно этот тесный контакт придал мне сил и вернул ясность и контроль. Я потянул огрызающегося дракона назад убеждая проявить немного терпения и собрать все силы. И пока я справлялся со своим драконом отец уже вез нас выжимая из дорогого авто все на что оно было способно.
33
Я шагала по пляжу так быстро, что даже в боку кололо, позволяла ярости уже свободно изливаться в окружающее пространство. Даже не пыталась сейчас о чем-то думать, а просто топала босиком по песку и размахивала руками, подвывая и бормоча. Не хочу, не хочу! Почему так, почему я, почему нельзя просто открыть некую заветную дверь и выйти вон из этого затянувшегося психоделического кошмара в обычную, самую заурядную человеческую жизнь? Что за лабиринт какой-то гадского, мля, Минотавра, из которого нет ни одного по-настоящему хорошего и окончательного выхода? И самое главное, кто в этом виноват? Ведь должен быть хоть кто-то крайний, потому как мне жизненно необходимо прямо сейчас сконцентрировать на ком-то конкретном все кипящие внутри эмоции. Найти чертову мишень для своей злости, обиды и отчаяния. И спалить на хрен, разорвать, развеять по ветру, пусть даже только в своем воображении. И наплевать сейчас, что разумом я осознаю четко, как никто, что за силища заложена в моем малыше. И понимаю, что не знаю, как с ней справляться и укрощать ее. Но ведь мы еще в самом начале пути. И теперь у нас с малышом есть папашка Рамзин, а он, как бы там ни было, дорогого стоит, об этом моя интуиция не просто шептала — орала в голос. Так неужели же мы не справимся? Зачем нам весь этот караван-сарай в виде целого Ордена и всех его членов? Нет, не хочу, чтобы они и близко были! Если Амалия права, и не может Рамзин жить без того, чтобы вершить великие дела — так флаг ему в руки, барабан на шею! Пусть себе и дальше играет в супермена. А прибегать к помощи Ордена в воспитании нашего ребенка я не позволю! Пусть хоть что со мной делает! Потому как это будет гребаный кредит, который придется потом вернуть сторицей. Причем возьмем его мы с Игорем, а возвращать придется моему сыну, отдавая всю свою жизнь на служение этой братии шовинистических маразматиков. А если Рамзин будет со мной не согласен… то и не нужен мне такой Рамзин! Боль в груди из ноющей стала невыносимо острой. Ничто во мне, ни единая моя клетка и частичка сознания не хотели с этим соглашаться. Наши дни покоя пронеслись чередой блаженных картин. Неужели они будут первыми и последними? А дальше что? Отчего меня сейчас так гнет тяжестью к земле? От страха, что слова Амалии, все до последнего, чистая правда, и мне придется смириться или обречь всех на несчастье? Или от паники, что это решение Рамзин, как всегда, примет без меня и этим разрушит все, что только зарождается между нами, и навсегда станет моим уже настоящим врагом? Почему так невыносимо тяжело и муторно внутри? От того ли, что я все же сомневаюсь, что Игорь, находясь вдали, не изменит своего решения относительно нас или как раз от того, что понимаю, что менять его нужно и именно за мной должна быть инициатива? Этот чертов гигантский клубок обстоятельств, противоречий, собственных эмоций, который я беспечно запинала в дальний угол сознания, давая себе отдых, за эти несколько дней окончательно разросся, став настолько огромным и неподъемным, что грозился прикончить меня своей тяжестью.
— Что же мне делать-то? — выкрикнула я в никуда и положила руку на живот. — Что делать с тобой? С отцом твоим?
При упоминании Рамзина от малыша повеяло теплом и абсолютным доверием. Вот именно так. Похоже, у нашего крохи не было в отношении его родителя ни тени сомнений в отличии от меня. Вот просто так и никак по-другому. Но как же я уже запуталась в этой нарочитой простоте! Такое чувство, что все всегда знали и знают, как нужно и что правильно, и только одна бестолочь Яна все мечется и варится в своих сомнениях и упрямстве, мешая всем достичь идеальной картины бытия! И кругом одни святые, жертвующие всем (в том числе и ради меня), а я пребываю в пучине собственного эгоизма и недоверия. Но ведь я тоже хочу как лучше, так неужели, если мой взгляд не совпадает с общим, то он обязательно приведет к катастрофе?
Огромная фигура Александра возникла передо мной и преградила мне дорогу, прерывая мой истерический марш в никуда.
— Госпожа Крамер, дальше нельзя, — мягко, но решительно сказал он.
Он смотрел на меня дружелюбно и с сочувствием, но четко давая понять, что на этом мое путешествие окончено.
— Что, Рамзин установил границы, в которых я должна передвигаться? Шаг в сторону является побегом? — закричала я на ни в чем не повинного парня. Не на него же я в самом деле злилась, да даже и не на Игоря.
— Нет, — его взгляд стал откровенно сочувственным. — Просто у вас кровь, и это может быть небезопасно.
И он кивком указал на мои босые ноги. Я моргнула, пытаясь вынырнуть из водоворота собственных переживаний, и опустила глаза. Действительно, правая нога была в крови, да и на левой виднелись буроватые подсыхающие капли. Очевидно, я вышагивая тут, погруженная в пучину сожалений и ярости по поводу несправедливости