— Только главный оперативный штаб может решать, что делать с этими карателями. Ясно?

— Куды ж яснее, — кивнул Устин Подберёзкин, командовавший этим отрядом.

Антоновцам удалось ночью незаметно подойти к городку, и на рассвете, с криками и посвистами, они ворвались в жилые кварталы. Другая часть повстанцев сразу окружила казармы, где расположился карательный батальон. Завязался самый настоящий бой. Гарнизон, хоть и был захвачен врасплох, но без боя сдаваться не собирался. Чоновцы тоже приняли бой. Несмотря на большое численное превосходство, антоновцам никак поначалу не удавалось переломить ход сражения. Потери их росли. И всё же фактор неожиданности да и предательства Петра Слюняева, в конечном итоге, сыграл свою роль. Гарнизон был практически весь уничтожен. Подберёзкин перебросил освободившиеся части к казармам ЧОНа.

— Ждать, пока у них закончатся патроны! — приказал он.

Антоновцы стреляли только для приличия, чтобы означить своё присутствие. Выстрелы из казарм раздавались всё реже и реже, пока совсем не прекратились.

— Сдавайтесь! Вы полностью окружены! — выкрикивал Подберёзкин.

— Выходи по одному и сдавай оружие! — добавил его земляк и командир другого отряда Иван Антипов.

Минут пять никакого движения в казармах не наблюдалось.

— Уж не перерезали ли они друг дружку из страха за месть? — вглядываясь в окна, скорее риторически, спросил Антипов.

— Эти? Ни в жисть! — замотал головой Подберёзкин. — Это они наших мужиков жизни лишают не задумываясь, а сами за свою шкуру трясутся.

Вскоре Антипов убедился, что Устин был прав. Вот на улицу вышел, робко переставляя ноги, один из чоновцев, подняв пустую левую руку и правую, всё ещё сжимавшую винтовку.

— Оружие бросай и ступай вон к той стене! — приказал один из антоновцев, стоявший ближе всех к казарме.

Красноармеец бросил винтовку к ногам антоновца и отступил в указанном направлении. Подберезин с Антиповым, держа наготове обрезы, приблизились к казарме. К ним подтянулись ещё с десяток бойцов. Из казармы начали выходить остальные.

— Начальник у вас кто? — спросил Подберёзкин.

— Он там, внутри, — кивнул назад один из красноармейцев.

— Начальника сюда давай, командира! — приказал Подберёзкин.

Внутри казармы возникло некоторая пауза, затем появился невзрачный человек в кожаной куртке. Это был Фома Рябой.

— Ба-а-а! Кого я вижу! — едва не задохнулся от восторга Подберёзкин, переглянувшись с Антиповым.

Рябой выглядел жалким и разбитым. Лицо его было изрезано мелкими осколками стекла, вероятно, летевшими в него от разбитого окна. Кожаная фуражка осталась где-то в казарме, всклокоченные от пота волосы переплелись и торчали в разные стороны.

— Ну, вот и снова встрелись, Фомка. Здорово! — продолжал радоваться, как дитя, Подберёзкин.

Рябой в ответ только хмыкнул. Глянув на кучу лежавшего оружия, он бросил туда же свой наган и лишь после этого поднял глаза. Но посмотрел не на Подберёзкина, а на Антипова.

— Куда идти-то?

— А пока никуда не идти, — ответствовал Антипов. — Становись рядом со своими живодёрами. А там, как командир решит.

Антипов глянул на Подберёзкина, но тот лишь повёл плечами.

— Как решу! У меня приказ начальника оперативного штаба взять в плен весь батальон и доставить всех в Каменку.

— Ну, значит, так тому и быть, — кивнул Антипов. — Мужики, стройте антихристов в колонну и шагом марш!

Дважды отдавать команду не пришлось. Чоновцы сами послушно построились и неспешно двинулись вперёд, окружённые со всех сторон антоновцами. Оружие красноармейцев собрали и аккуратно положили на две телеги, приставив к каждой также усиленную охрану.

До леса шли молча. Когда оказались на опушке, Иван Антипов решился наконец задать Подберёзкину вопрос, мучивший его всё это время.

— Неужто так и доставишь в Каменку Фомку? Цельным и невредимым? А, Устин?

— Може и доставлю, а може и нет. Ещё не решил, — хитро, но неопределённо ответил Подберёзкин.

— Никитка! — через какое-то время, когда отряд уже углубился в лес, Подберёзкин позвал сына.

Тот тотчас же приблизился к отцу. Устин что-то долго шептал ему на ухо. Несколько раз Никита чуть отодвигался от отца, чтобы глянуть в его лицо, затем снова подставлял ухо. Наконец Никита кивнул, отъехал чуть в сторону, спешился и передал коня одному из бойцов. А сам догнал колонну пленных, нашёл в ней Фому Рябого и довольно грубо выдернул его оттуда. Колонна остановилась, но Никита тут же скомандовал:

— Шагай, шагай вперёд!

Подталкиваемые стволами винтовок, пленные чоновцы медленно продолжили свой путь. А Никита с Рябым, которого он держал за локоть, остановились чуть в стороне от дороги, дожидаясь, пока с ними поравняются Подберёзкин с Антиповым.

Устин остановился напротив Рябого, но даже с коня слезать не стал.

— Ну-ка, разверни его лицом ко мне, Никитка, — приказал Подберёзкин.

Никита послушно развернул Рябого. Несколько минут длилось молчание. Подберёзкин оглядывал с ног до головы Рябого, тот пытался поймать взгляд Устина.

— Ну что, Фомка, говорил я тебе, что ещё встренемся на узкой лесной тропинке.

— Нынче твоя взяла, Устин. Но надолго ли?

Было видно, что Фома уже полностью овладел собой и не выглядел таким подавленным, как во время пленения. И всё же слышались в его голосе нотки безысходности.

— Убить хочешь? — спросил Рябой.

— Я?! Убить!? — изобразил на лице искренность и удивление Устин. — Господь с тобой! Уж не спутал ли ты меня со своими живодёрами? Нет! Сегодня был хороший бой, у меня отличное настроение. Отпущу-ка я его, а, Иван? — посмотрел Подберёзкин на своего друга-земляка.

— А и то верно! — быстро раскусил Устина и поддержал его игру Антипов. — Отпустим его. Пущай расскажет в своей Чеке, какие, мол, антоновцы, благородные.

Антипов засмеялся. Подберёзкин захохотал.

— Развяжи-ка его, сынок, — справившись с порывом хохота, приказал Подберёзкин.

Никита послушно разрезал ножом кожаные ремни, которыми связали за спиной руки Рябому.

— Иди! — сказал Подберёзкин.

— Нет уж! Стреляй, сволочь, в лицо! Хочу видеть твои глаза, когда будешь вершить самосуд.

— Какой самосуд? — опять удивился Подберёзкин. — Я же тебе говорю, я тебя отпускаю. Фома неверующий, а, Иван? — Устин опять переглянулся с Антиповым. — Никитка, разверни его и дай ему пинком под зад.

Никита выполнил просьбу отца с огромным удовольствием и вложил в удар ногой столько силы, что Фома отлетел на несколько метров и, если бы не попавшийся по дороге куст, наверняка бы уткнулся носом в землю. Подберёзкин с Антиповым загоготали. Никита был явно доволен собой и тоже смеялся. Тем временем, Рябой поднялся, глянул назад и, увидев расслабившихся от смеха врагов, вдруг подумал, что у него, и верно, есть шанс спастись. Перепрыгнув через куст, он быстро набрал ход и помчался к спасительным деревьям.