Может, конечно, эти женщины и странствуют вместе со святым монахом, да только сами ведут себя ой как неблагочестиво…

– Батюшка, чему это вы улыбаетесь?

Мерсе была уже в полном расцвете своих тринадцати лет. Уго решил не объяснять, что его так насмешило, и поискал взглядом Барчу: люди танцевали и веселились на берегу неподалеку от Святой Марии у Моря; на Пла-де-Палау открыли палатки с вином и сластями, здесь же играли и музыканты. Барселонцы праздновали сардинскую победу. Но Барчи среди них не было. Уж мавританка точно бы обозвала тех старух гарпиями, которым взбрела охота пососать из Уго кровь в обмен на… кое-что. Приблизительно так Барча когда-то отзывалась о его связи с Марией. Уго не видел бывшую любовницу уже много лет и теперь иногда скучал по тем жарким свиданиям.

И уже много лет Уго не делил ложа с женой. Его половая жизнь ограничивалась случайными встречами с рабынями, служанками и мужними женами – неудовлетворенными или распутными; Уго знакомился с такими женщинами в госпитале, в тавернах или на праздниках вроде сегодняшнего, ведь Барселона так щедра на праздники. То были поспешные, тайные, а иногда и дорогостоящие свидания (парень наведывался и в бордель на улице Виладельс), и радости от них почти не оставалось. Уго вдруг вспомнил девственность Эулалии, свежий и чистый вкус ее губ, запах юной кожи – и свои былые надежды на безмерное наслаждение с этой девушкой. Уго ничего не знал об Эулалии, да никогда и не интересовался ее судьбой. Парень отогнал опасные фантазии. Вот старухи на госпитальном дворе перестали над ним смеяться, как только винодел разделил с ними выпивку. Они приложились к своим плошкам, без слов благодаря пригожего молодца за то, что составил им компанию, что не бежал от них как от зачумленных, что делил с ними веселье, как те молодые кавалеры, что ухлестывали за ними в дни юности. Как же легко им было оживить те времена! Глоток-другой вина – и готово. Старухи больше не хватали Уго руками, да и насмехаться перестали. Глаза их сумели прорваться сквозь старческую пелену, теперь они мягко поблескивали на морщинистых лицах, и это сочетание умиляло парня.

– Я думаю о двух старушках, – ответил он дочери. – Они подарили мне… свою благодарность.

– За что?

Уго ответил не сразу:

– Ни за что.

– Батюшка, если вы для них ничего не сделали, зачем они дарили вам благодарность?

Уго крепко прижал Мерсе к себе.

– Вообще-то, да, я кое-что сделал для этих старушек, – признался он. – Я дал им немножко нежности.

– Нежность не считается. У вас ее и так избыток! – неожиданно выпалила девочка. Уго прижал ее еще теснее, так что Мерсе ойкнула. – Больно! – весело пожаловалась она. – Больше не будете так делать?

Уго мягко покрутил девочку, хотя ему хотелось завертеть ее что есть силы, чтобы осязать, чувствовать ее рядом, слышать ее смех и крики, заражаться ее юностью и радостью жизни. Наконец Уго поцеловал дочку в лоб и отпустил, а она, отстраняясь, продолжала канючить:

– Больно!

Оба они сумели сполна насладиться детством Мерсе. Интересным, всегда переменчивым и познавательным фоном служило строительство госпиталя и рабочая суматоха. В нечастые минуты, когда Мерсе бывала свободна от учебы, Уго изобретал игры и забавы для нее и других ребят, которых всячески подбадривал и подзуживал, и дочь целиком погружалась в игру, однако, как только Рехина начала приходить в госпиталь Санта-Крус, чтобы лечить больных женщин на первом этаже, хотя второй этаж еще не успели достроить, она потребовала помощи от девочки – а Мерсе не осмеливалась вслух заявить о том, как мало ей нравится медицина. Но Уго об этом знал: ему-то дочка призналась.

– А сам ты чего хочешь для Мерсе? – отчитала его Барча, когда Уго поделился своими тревогами. – Чтобы она стала виноделкой? Так у тебя больше нет виноградников. Или виночерпием? Таких женщин вообще не бывает…

– Пусть выходит замуж, как все женщины.

– А приданое? У тебя его нет. Хозяин, нам нечего предложить женихам. За кого ей выходить? Наша крошка может рассчитывать разве что на мастерового либо каменщика, из тех освобожденных рабов, что кучкуются в Равале. Пусть лучше уж она обучается лекарству при этой гарпии. Хорошая повитуха – это бы ей очень подошло.

Уго согласился с правотой мавританки и, скрепя сердце, отправил Мерсе работать вместе с Рехиной; впрочем, в любую свободную минутку, стоило Рехине упустить ученицу из виду, девочка прибегала в госпитальный погреб к отцу или и вовсе улепетывала на поиски друзей.

В том же 1409 году умер Жауме, и подозрения Рехины подтвердились, хотя в последствиях она и ошиблась: у старика действительно не было родни, которой он мог бы оставить в наследство свой дом, однако наследницей он объявил не Мерсе, а Барчу. Теперь семья платила за жилье мавританке, и Рехина смирилась с таким положением, потому что не хотела переезжать.

Винный погреб госпиталя Санта-Крус предоставлял Уго такие возможности, каких у него не было в графском дворце. Его работа в госпитале заключалась главным образом в том, чтобы всегда имелось в наличии вино для больных – в большом количестве, несмотря на скудость средств, которые выделял ему управляющий. Когда подходил к концу госпитальный урожай винограда, от Уго всего-навсего требовалось закупать дешевое вино и распределять его между больными. И все-таки, как только Уго завершал дела на улице Маркет, он запирался в госпитальном погребе и продолжал эксперименты. Когда больные получали свою порцию, здесь его никто не тревожил и не призывал к ответу.

Уго стремился понять вино. Почему оно бродит так бурно вначале и так неспешно потом? Виноделу хотелось научиться менять его вкус, крепость, тягучесть и аромат. Aqua vitae, груши, ежевика, стебли тростника, пряные гвоздики, имбирь, ваниль, мох, яблочная кожура, корки спелых апельсинов, майоран, изюм, тмин, мята… Уго знал тысячу способов изменения вина, будь то во время брожения (лучший момент для подправки вкуса), при переливании или позже, когда напиток выдерживался. Ему также приходилось готовить на основе вина лекарства по заказу врачей: прокипяченные в красном вине мед и шалфей – от головной боли; прокипяченные в белом вине перец и плющ – от камней в мочевом пузыре; полынь – от камней в почках; живокость с красным вином – от вони изо рта… Существовали десятки рецептов для врачевания хворей и недугов.

Уго скрывался в своем погребе. Заходя внутрь, парень терял представление о времени и пространстве: здесь существовали только он и его напитки. Рехине здесь места не было. Мерсе всегда знала, где найти отца, и появлялась в