– Ладно, Кракен. Этого достаточно. Я все решил еще полчаса назад. Не подлизывайся, а то у меня уровень глюкозы подскочит.

Я улыбнулся победной улыбкой и увидел, как он удаляется, оставив позади XVII век.

– Погоди, а как же необходимые данные? – крикнул я, пока Матусалем сбегал по лестнице вниз в сторону выхода. – И напиши в аккаунте Тасио какой-нибудь совет для сценаристов, а не то вы растеряете всех фанатов.

Некоторое время я пребывал в тишине, умиротворенный покоем этого места, не подвластного времени, как вдруг услышал чье-то дыхание: кто-то стремглав поднимался по лестнице.

Я с удивлением увидел девушку, которая вошла в зал, но, сообразив, кто это, похолодел. Похолодел в прямом смысле слова. Это не метафора: я действительно почувствовал внезапный холод в руках и голове. Как будто кто-то вывернул кондиционер на полную мощность.

– Я повсюду тебя искала, Унаи. Твоя напарница сказала, что ты здесь, – сказала Мартина, девушка моего брата.

– Но… какого черта? – только и пробормотал я.

Я смотрел на нее в упор; это действительно была Мартина, но поверить в это я не мог.

– Подожди, Унаи. – Она остановила меня движением руки. – Погоди, я должна что-то сказать, пока у тебя инфаркт не случился. Я собиралась найти тебя, чтобы все объяснить. С Германом я уже поговорила. Но с какой стати вы решили, что я умерла? Девятого числа я ездила по делам в Сантандер; разве ты не помнишь, я же тебя предупреждала. Была на летних курсах семейного посредничества во дворце Магдалены.

– Что ты несешь, Мартина? Я собственными глазами видел тебя на столе в морге, я лично проводил опознание…

– Унаи, произошла ошибка. Умерла не я, а моя сестра. А вы объявили меня мертвой! Вы что, с ума все посходили? – Она подошла ближе.

Вблизи я различил запах ее духов и рассмотрел глаза цвета киви.

– Братик, прошу тебя, обними меня. Мне нужна твоя помощь, чтобы успокоить Германа, он в невменяемом состоянии…

И она в самом деле меня обняла, прильнула ко мне всем своим худеньким телом, так что я почувствовал ее тепло и через несколько секунд полнейшего ступора осмелился наконец погладить ее черные, недавно отросшие волосы и поцеловать в лоб.

«В невменяемом состоянии…» – вспомнил я ее слова.

И вдруг понял.

«Черт бы побрал, Унаи. Это ты в невменяемом состоянии!»

Я немного отстранил пристально смотревшую на меня Мартину, не зная точно, злиться ли мне дальше или радоваться тому, что Герман счастлив.

– Но у тебя нет сестер, Мартина, – сказал я призраку девушки моего брата, или кем там она была.

– Есть. У меня есть сестра. Сестра-близнец.

Я протер глаза в уверенности, что галлюцинация исчезнет, но когда снова открыл их, Мартина по-прежнему стояла передо мной.

Из-за отсутствия опыта я решил действовать по принципу терапии, которой, насколько я знал, подвергают пациентов со зрительными или слуховыми галлюцинациями.

– Мартина, ты не настоящая, и я прекращаю с тобой говорить. Не важно, сколько раз ты мне явишься, я не собираюсь обращать на тебя внимание. Я лишь хочу…

«Послать терапию к черту».

– Раз у нас появился шанс попрощаться, пусть даже виной всему моя больная голова… хочу тебя поблагодарить. Спасибо тебе за урок стойкости и жизнелюбия, который ты мне дала. Ты – моя семья, Мартина. Я люблю тебя, как сестру.

Мартина в моей голове нисколько не обрадовалась прощальным словам, но я прошел мимо нее, собираясь покинуть зал и спуститься по лестнице.

В последний момент не выдержал и оглянулся, но в зале никого не было. Только шлемы да пики.

Я схватил телефон так, словно собирался его раздавить, и позвонил Эстибалис:

– Ты где, Эсти?

– У себя в кабинете. А что?

– Я сейчас приеду, встретимся на стоянке. Нам надо поговорить наедине.

Я был в ярости. Эстибалис меня уже поджидала. Вид у нее был обеспокоенный.

Я припарковался на пустынной парковке в заднем ряду и открыл пассажирскую дверцу. Эстибалис села в машину.

– Что случилось? Ты белый, как привидение.

– Привидение? Да, я увидел привидение, у меня чуть инфаркт не случился! И не только видел. Эсти, я разговаривал с призраком Мартины.

– Что?

– Что?.. – повторил я, чувствуя, что краснею. – Да так, ничего. Совсем ничего, просто у тебя, Эсти, съехала крыша. Повредились этические критерии. Ты слишком далеко зашла, дорогая. Ты скормила мне психотропное вещество, да еще – в разгар расследования, когда мы должны быть полностью собранны и контролировать ситуацию на сто процентов… Просто бред какой-то! Когда ты мне его дала? Сегодня утром, в кафе?

Эстибалис сжала челюсти, сложила руки на груди и посмотрела в сторону.

– Не задавай мне риторических вопросов. Знаешь же, что я этого не люблю.

Я вздохнул, надеясь, что ярость пройдет сама собой, но ничего не менялось.

– Сколько действует это дерьмо?

– Побочный эффект скоро пройдет, а вместе с ним – и твоя устойчивость к рогипнолу.

– Сколько оно действует? – повторил я, теряя терпение.

– Часов двенадцать… как мне кажется.

– Кажется?

– Да. Мне кажется, ближе к вечеру его уже не будет в организме. Так говорил Энеко.

Раздражение и ярость сменились во мне глубокой печалью.

Это было прощание. С этого момента обратного хода не было.

– Эсти, то, что ты сделала, – ненормально, пойми. И я… я не хочу с тобой работать. Я никому не скажу о том, что ты сделала. Я не хочу тебе вредить. Но больше тебе не доверяю, не смогу пить с тобой кофе или есть бутерброды. Завтра поговорю с заместителем комиссара. Либо ты сама уйдешь, либо уйду я. И когда мы покончим с этим делом, больше никогда не буду твоим напарником.

– Я сама уйду, инспектор Айяла. Вы не обязаны расплачиваться за мои ошибки.

– Слишком поздно, инспектор Гауна. Слишком поздно. Выйдите, пожалуйста, из моего автомобиля.

Я долго сидел в машине. Я был в ступоре. Меня пугало, что в моей крови все струится яд.

Ничего больше не желаю знать. Ни про Эстибалис, ни про Альбу, ни про кого-то еще.

Когда я покончу с этим делом – если только дело не покончит со мной и со всеми моими делами, – возьму отпуск. Уеду подальше, может быть, вместе с Германом, чтобы о нем заботиться… Да, чтобы о нем заботиться.

А что, если голова у меня навсегда повредилась от чертова зелья? Я постарался взять себя в руки и включил газ.

«Какие у тебя планы, Унаи?»

В первую очередь – Лучо. Твои планы – Лучо.