От сухой и мягкой ладони женщины должны обороняться, как от врага, способного испортить всю ее жизнь! Она теряет разум, дав волю этой ладони до себя дотронуться!

Наблюдающие глаза капельдинеров уже поймали на мушку эту пару. «Он, видно, не ротозей, парень не промах! И она что-то „ищет“», — угадывают они.

Товарищ Оноре Бальзак! Вы, конечно, психолог, мировой психолог, так сказать литературного плана, по вашему капризу и веленьям строятся качества души и характер поступков «подчиненных» вам героев!

Нет! «Психологизм» у капельдинеров старых театров, коридорных гостиниц — куда выше! Тут надо наблюдать и оценивать реальные факты, по еле-еле заметным признакам! Надо не промахнуться!

Литературная выдумка — это дешевка по сравнению с их анализом. Один из этих Бальзаков-капельдинеров, седоватый, умудренный жизнью, незаметно отошел от парапета, за которыми были развешаны пальто и шубы, и, подойдя к ложе, сунул ключ в дверь — и отпер ложу!

Взгляд, брошенный им на «кавалера», измерялся сотыми долями секунды, — так говорят теперь «исследователи ядра», и кавалер в ту же долю послал свой ответ. Вопрос был такой: «Надеюсь, что человек в так шикарно скроенных брюках понимает, что за этот ключик надо заплатить»?.. Ответ: «Вы не ошиблись во мне. Все будет так, как вы предполагаете!» Ключ незаметно был сунут мне в руку.

Сейчас нажим на спинку должен быть сильней и затяжней! А слова, чем площе, чем тухлее, тем лучше!

— Здесь уютно. А, главное, так хорошо смотреть на танцующих!

Теперь все дело в том, чтобы коснуться радиоактивной рукой ее

голых коленок под домино и тогда… «Шалишь, Марусенька моя…»

Пусть не думает читатель, что рука Рахманинова — все, а руки взломщика или шулера — это так, мелочь! Не будем говорить о «полезности» и «нужности» этого «цветка», оценим только совершенство этой формы. Рисунок этих «лепестков»! Радиоактивная рука тоже не менее ценна, чем рука Паганини!

Далее, как в шахматы… по разработанной системе: староиндийская партия или какая-нибудь там… партия Чигорина или Алехина!

Бело-розовые, не очень пышные колени длинных ног. Ноги героинь Гюстава Моро, под черным покрывалом траура золота не было! Итак довольно остро!.. И вдруг! Очевидно, какой-то неверный жест! Черт возьми! Но все мои «ходы» были выработаны между двух «раз» танца Смерти! Так что… Может быть… грубее на полтакта, чем ей требовалось!

Порывистый жест, снимающий маску!

— Ах!.. Простите, Нина Аркадьевна!!. (Нина, конечно, Нина лермонтовского «Маскарада»… Ну, а Аркадьевна? Как звали эту знаменитую всесветно Аркадьевну?)

Знаменитая писательница!

Я как-то смешался, увидя это лицо, известное всем! Так любимое многими. Глаза ее стали мгновенно серее без маски… туманнее, грустнее и смотрели скорее возмущенно…

Нет! Нет! Я не был специалист по гениальным женщинам! Никогда я не был бы любовником ни мадам де Сталь, ни Жорж Санд. Ни Софьи Ковалевской… другая техника…

Мне милее не знаменитости, а так… мадам Бовари из Тамбова, мадам Бовари из Пензы… Девушка с мечтами или просто с любопытством! Милые, милые, вы хороши и без «знамен»!!!

— Довольно! Игра окончена! Я иду домой! Вы меня проводите?

— Ну, конечно, Нина Аркадьевна!

— Мы идем по Мойке?

— Ну, зачем же по Мойке? Здесь гораздо ближе через Сенную, Садовую… И от Публичной библиотеки… рукой подать!

Эта зима, в смысле ощущения интерьера, была особенно мрачна в комнате двух друзей — Кузмина и Юркуна. Дело в том, что у них был выключен свет, за неуплату. Пришел какой-то «мрачный тип», с ехидством читал нравоучения и со злорадством обрезал провода!

Платить за электричество, за воду — это как-то… за пределами естественной или «богом данной» жизни. В этом платеже есть какое-то чувство насилия над человеком и нет того примитивно-справедливого и даже «художественного», что существует от Адама или какого-нибудь Ноя во всякой купле-продаже! Человек что-то получает и добровольно «в этот же момент» и отдает! А тут плати за свет, которым ты пользовался три месяца и который совсем не выглядел как «дарованная радость» или хотя бы «купленная радость».

Юрочка стал покупать опять у тех же ведьм из первого действия Макбета свечи. Тут уж была своя «радость покупки», как во времена Иосифа Прекрасного. Кстати, об этом ведь можно было бы и не писать: Юрочку ведь действительно звали Иосиф. А «Юрия» ему придумал Михаил Алексеевич, просто для гармонии с фамилией Юркун. Вот эти «свечи», которые входили к ним в дом как подарок судьбы, и делали пейзаж или интерьер комнаты особенно мрачным! Точно жилище гномов или вообще каких-то фантастических существ.

Слабенький огонек быстро оплывавшей свечки! Колеблющееся пламя от случайных жестов беседующих людей бросало фантастические бегающие тени по потолку и стенам.

Михаил Алексеевич как-то быстро постарел, часто был небрит. Прибавилось седин, глубокие морщины прорезали щеки! Он не вылезал из своего бараньего замызганного полушубочка! Юрочка ссутулился. На нем солдатская «стеганка», но английский галстук изысканных оттенков! Так ли любил галстук Рембо, как Юрочка?

Если бы не галстук и не «акварели», которые он стал самозабвенно рисовать, то действительно «Меньшиков в Березове».

Перед этим в сумерках диалог:

— Ну как, Юрочка, Вы купили? Я