Она поняла, что должна поставить точку насвоей прошлой жизни и повернуться лицом к жизни новой. Да, она покидаетСулеймана и его семью, но в Шотландии ее ждут Чарльз Лесли и внуки младшегобрата.

Карем, конечно же, уверена сейчас, что онаодержала верх. «Жаль только, — усмехнувшись, подумала Сайра, — чтоона так и не узнает горькой для себя правды».

Над столицей только-только начал заниматьсярассвет, а потайная калитка в личном саду валидэ открылась, и из нее вышли триженщины в черных крестьянских одеждах, в которых ходят бедные люди, с узелками.Солнце уже выкатилось на восточный небосвод, когда они пришли в порт иподнялись на борт корабля под иностранным флагом. Трап был убран, парусаподняты, и судно медленно стало выбираться из гавани.

В это самое время в Иени-серале — а точнее, вбеседке на берегу — стоял султан Сулейман. Корабль с парусами, окрашенными вцвета рассвета, как раз проходил мимо него. Он увозил из Константинополя вдалекую северную страну его мать…

Вскоре с минарета Великой Мечети до его слухадонесся призыв муэдзина:

— Все на утреннюю молитву, правоверные!Все на утреннюю молитву! Сегодня преставилась валидэ Хафизе!

Упав на колени, султан великой империиразрыдался.

Было еще темно, когда судно вошло в узкийморской залив Форт я Джанет Лесли, стоя на открытой палубе, впервые за почтисорок лет вдохнула влажный смешанный запах земли, моря и вереска, которыйвсегда ассоциировался в ее сознании с Шотландией. Поежившись, она плотнеезапахнулась плащом, отороченным соболем, и стала вглядываться в предрассветнуюсумрачную даль. Справа угадывалась какая-то темная тень. Это, конечно. Майскийостров. Дальше Лит и конец путешествия. Впрочем, нет, до Гленкирка им придетсяеще долго добираться по суше.

"Что это со мной? — досадуя на себя,подумала она. — Я до смерти напугана этой новой жизнью. Даже когда менявыкрали из отчего дома и продали в рабство, я не испытывала такого паническогоужаса. Впрочем, ничего удивительного. Тогда я была ребенком и еще ничего непонимала».

— Мадам! Она вздрогнула.

— Мадам, вы простудитесь, стоя наоткрытой палубе в такую промозглую погоду! А ну живо в каюту!

— Мариан, ты меня испугала.

— Ничего удивительного! Любому человеку,оказавшемуся в полном одиночестве во тьме и холоде, станет не по себе.Возвращайтесь немедленно!

Обняв Джанет за плечи, Мариан провела ее втеплую, хорошо освещенную каюту.

— Как не стыдно! — ворчаласлужанка. — На палубе такой мороз, немудрено и слечь. Вы хотите бытьбольной при встрече с принцем Каримом?

— С Чарльзом, — поправилаДжанет. — Принца Карима больше не существует.

— Хорошо, миледи, пусть будет Чарльз.Давайте-ка сюда ваш плащ и ложитесь. До Лита еще несколько часов ходу.

Приняв плащ, Мариан аккуратно сложила его иположила на сундук.

— Ох уж эта Эстер Кира! —рассмеялась она. — Это ж надо было догадаться заготовить целых два сундукаотличного платья по последней французской моде и тайно переправить их на судноперед самым нашим отходом из Стамбула! Наверное, она наняла целый цехбелошвеек, которые работали днями и ночами. И между прочим, меня с Рут тоже незабыла. Зато теперь мы, появившись в Гленкирке, не будем походить на нищихпопрошаек. — Она подоткнула одеяло в ногах Джанет и взбила подушки. —Вот так-то лучше, миледи. Постарайтесь заснуть.

Джанет рассеянно кивнула и проговорила:

— Мариан, а ты твердо решила невозвращаться в Англию? Тебя никто не заставляет следовать за мной. У тебя,вероятно, родные еще живы. Да и Рут имеет право наконец познакомиться со своейсемьей. Обещаю, ты никогда и ни в чем не будешь нуждаться. Я назначу тебещедрое содержание.

Мариан фыркнула:

— А теперь можно мне сказать, мадам? Есликто-то из моих еще и остался в живых, они точно будут не рады мне. Родители,конечно, в могиле, а братья и сестры давно считают меня погибшей. Мне придетсяим слишком многое объяснять. Я служу вам с семнадцати лет, и вы — моя семья. Яне оставлю вас. Дочь, — она оглянулась на спящую Рут, — уже давно навыданье, но что ее ждет в Англии? Она не сможет вечно держать в секрете отлюдей свое прошлое, а англичане не поймут ее. А рядом с вами ничто не будетугрожать ее человеческому достоинству.

— Да, пожалуй. Я об этом как-то неподумала, — сказала Джанет.

— Вот именно, — буркнулаМариан. — Стоило нам покинуть Эски-сераль, как вы только и делаете, чтожалеете себя. Султанской валидэ Сайры-Хафизе больше нет, но вы-то живы, мадам,и не изменились. Изменились лишь ситуация и обстоятельства.

Через несколько часов мы бросим якорь в Лите,ваш брат доложит об успехе своей дипломатической миссии королю в Эдинбурге, ипосле этого мы сразу же отправимся в Гленкирк. Потом вы увидитесь со своимсыном. Вы хотите, чтобы он расстроился, увидев перед собой жалкую, надломленнуюженщину? Или может быть, вы все-таки радостно раскроете ему материнские объятияи будете при этом гордо держать голову, сознавая, что сами сделали выбор?

— Я боюсь, Мариан. Мне еще никогда вжизни не было так страшно. Я совсем не знаю мир, в который возвращаюсь. Мне нетв нем места.

— Что за вздор вы несете, мадам! Первыегоды вашей жизни вы провели в этом мире, а что касается места в нем, то развевы не являетесь родной сестрой графа Гленкирка и матерью сэра Чарльза Лесли?

— Этого недостаточно, Мариан. Для меняэтого мало. Меня угнетает мысль, что остаток жизни придется посвятить вышиваниюгобеленов и все будут считать меня выжившей из ума старухой.

— Все в ваших руках, миледи. Если вас неустраивает такая жизнь, измените ее. Разве не вы добились того, что нашгосподин Селим любил и чтил вас больше всех остальных своих женщин? Разве не вынаправляли султана Сулеймана? И спасли в свое время жизнь принцу Кариму, дабыон смог вырасти и стать мужчиной? Я не знаю другой такой сильной женщины, каквы, миледи. Когда за что-то беретесь, все получается. Такой уж у вас талант.Моя бабушка-ирландка говорила на гэльском наречии. Так вот в ее словаре былослово, предназначенное для женщин, которыми она восхищалась. Бабушка называлаих «банри». Я не знаю, что это означает, мадам, но вы точно одна из такихженщин!

Впервые за все время плавания Джанет Леслиулыбнулась.

— Банри на языке гэлов значит «королева»,милая Мариан. Спасибо тебе. Ты права. Никто не помог мне вознестись на тевысоты, которых я достигла в жизни. Я все сделала сама. И сделаю снова. Я оченьбогатая женщина и первым делом отстрою себе дом, ибо не собираюсь жить с Адамоми его семьей.