ее и конечно же деньги ей вернула… Это тоже известно Кетэван, и поэтому она жалеет меня и хочет хоть как-нибудь помочь мне».

— Я пойду, — сказала я и встала.

— Куда ты хочешь идти, Эка? — очень удивилась Кетэван и, схватив меня за локоть, снова заставила сесть.

— Я пойду домой. Не могу я оставаться здесь…

Она поверила мне.

— У меня второго урока нет, я пойду с тобой, — сказала она, и мы ушли.

Стоило нам выйти за ворота, как мне опять послышался голос матери:

— Я тоже иду, Эка! — и до меня донесся звук ее шагов.

Я остановилась.

— Ты ничего не забыла в школе?

Пауза.

— Что-то оставила? — спросила Кетэван.

— Мне послышался мамин голос, — грустно сказала я и взглянула на Кетэван.

— Успокойся, Эка! — ласково пожурила она меня. — Вы ведь с мамой всегда вместе приходили в школу и вместе уходили. Ты вспомнила это сейчас, вот тебе и померещилось, что ты слышишь ее голос. Пошли.

По дороге я немного успокоилась и пришла в себя.

«Сейчас-то калбатоно Кетэван наверняка убедилась, что я веду себя как помешанная: что-то невероятное мне мерещится, слышится голос умершей матери. Должно быть, Кетэван боится идти рядом со мной, но она жалеет дочь Екатерины Хидашели. Проводит она меня домой, скажет что-нибудь ласковое, постарается приободрить и, давая последние наставления, громко закончит: «Эка, нужно перебороть себя! Все мы дети смерти! Так что ничего не поделаешь. Сначала родители покидают этот мир, потом… — Тут калбатоно Кетэван задумается и, понизив голос, скажет, глядя мне в глаза: — Я была моложе тебя, когда у меня умерла мать. И я, как и ты, долго горевала, но прошло время, и у меня откуда-то появились новые силы, печаль моя прошла. И в школу я вернулась, потом вышла замуж». Калбатоно Кетэван опять задумается и, улыбнувшись, тоном знающего человека скажет: «И с тобой так же будет, Эка! Вернешься в школу, и за работой твоя боль притупится, забудется горе. Тебя ждут твои ученики, твои друзья и товарищи, я жду тебя, Эка».

Всю дорогу от школы до моего дома мы молчали.

Около ворот Кетэван остановилась.

Я решила, что она собирается начать свою лекцию.

И ошиблась.

Кетэван посмотрела на свои часы и удивилась:

— Я побегу в школу, а то опоздаю на урок. — Она опять взглянула на часы. — Да, бегу, а в три часа я приду к тебе. Обязательно приду.

Я растерялась.

«Я собираюсь на кладбище, а Кетэван придет прямо из школы, голодная, и если я ее чем-нибудь не угощу…»

— Калбатоно Кетэван, меня Дудухан просила зайти. У нее ко мне какое-то дело, — солгала я.

— Ну, так это еще лучше, — улыбаясь, сказала Кетэван. — Я тоже к ней приду. Ложку лобио и кусочек мчади она для меня как-нибудь найдет.

Она помахала мне рукой и ушла. Ушла быстрой, торопливой походкой.

За всю дорогу я так и не осмелилась еще раз спросить Кетэван, почему она отказалась стать директором школы, а сама она ничего не сказала. Когда я ее сразу об этом спросила, она рассердилась, с чего ты это, мол, взяла. А ей ведь на самом деле предлагали…

На сороковины большой Екатерины из Херги приехал Калистратэ Табатадзе, а с ним и сотрудники районного отдела просвещения. На кладбище он сказал несколько теплых слов о покойной и сообщил присутствующим, что ходатайство местного руководства удовлетворено и отныне хемагальская средняя школа будет носить имя Екатерины Хидашели.

Закончив свою речь, Калистратэ Табатадзе попросил Кетэван Кикнавелидзе на следующий день приехать к нему в Хергу. Потом он извинился перед маленькой Екатериной, сказав, что он должен уехать, так как его ждут в райкоме партии, но его сотрудники останутся.

На второй день Кетэван приехала в Хергу.

Калистратэ любезно встретил ее, предложил ей кресло, улыбаясь выдвинул ящик стола. Достав папку, он вынул из нее какую-то бумагу и протянул ее Кетэван.

— Поздравляю вас! Теперь от вас зависит, как вы оправдаете оказанное вам доверие.

Прочитав документ, Кетэван нахмурилась и с холодным выражением лица положила его на стол.

— Я не согласна! — решительно сказала она.

Пауза.

— Почему? — удивленно воскликнул Калистратэ.

— Если бы вы в свое время спросили меня об этом, я сказала бы.

— Это вопрос решенный, уважаемая Кетэван. Приказ есть приказ, — повысил голос Калистратэ. — Возьмите свое назначение, и вы свободны — дело закончено.

Он улыбнулся с чувством собственного превосходства, и Кетэван не сдержалась.

— Я не подчиняюсь вашему приказу! Пусть ваш приказ останется при вас. — Теперь уже победно улыбнулась она. — Я пойду к Константинэ Какубери. — Она оставила бумагу с приказом на столе, встала и направилась к двери.

— Пойдите, пойдите к Какубери. И очень хорошо сделаете. Это как раз он посоветовал мне назначить вас, — со злорадством в голосе сказал Калистратэ подошедшей к двери Кетэван.

Кетэван прекрасно знает Калистратэ Табатадзе. Не говоря уже о другом, они год учились вместе в хемагальской школе. Потом, уже работая преподавателем в Херге, она ближе познакомилась с заведующим районным отделом просвещения. Кетэван преподавала историю сыну Калистратэ, и Калистратэ как должностное лицо и отец ученика был частым гостем в хергской первой средней школе.

Как-то, неожиданно для всех, Калистратэ перевел учителя химии из первой школы в другую, уверив директора, что таково было желание Константинэ Какубери. А директор первой школы был человеком мягким и нерешительным. Действительной же и единственной причиной перевода учителя было то, что сын Калистратэ был очень слаб в химии, а учитель химии не давал ему поблажки.

И вот теперь, когда Калистратэ с таким важным видом сказал Кетэван, что ее назначили директором школы по совету Константинэ Какубери, она решила, что это его обычный прием, и сразу отправилась в райком партии.

На ее счастье, Константинэ оказался на месте и в приемной его не ждали посетители.

Как только секретарша сказала ему, что пришла Кетэван Кикнавелидзе, Константинэ сам вышел ей навстречу и, улыбнувшись, склонил перед ней голову. «Новому директору новой школы наш низкий поклон», — сказал он и пригласил Кетэван в кабинет.

Кетэван удивилась: «Видно, иногда Калистратэ говорит правду».

Константинэ усадил ее в мягкое кресло и сам сел рядом.

Пауза.

Кетэван ничего не говорит, а Константинэ ни о чем ее не спрашивает.

— Вы, наверное, по школьным делам? — решил нарушить молчание Константинэ.

— Да-а! — нараспев растерянно сказала Кетэван, и последнее не ускользнуло от внимания Константинэ.

Он потянулся к письменному столу, взял пачку сигарет и открыл ее.

— Курить можно?

Улыбнувшись, Кетэван в знак согласия кивнула головой.

— Сейчас у вас хороший коллектив учителей, — уверенно сказал Константинэ,