Кто-то закричал.

Раздался выстрел.

Ворон

Окна нараспашку.

Ветер завывал.

По иронии судьбы ветрено сегодня было неописуемо. И дело было не в Веймине, далеко не в нём.

Я не заплёл косичку. Волосы развевались, закрывая лицо. Мне это не мешало. Чувства обострились настолько, что я видел сквозь пряди, я мог бы разглядеть всё даже сквозь собственные руки. Капюшон мантии не слетал с головы, пускай ветер и мечтал это сделать.

Я вскинул винтовку и направил её на грудь Чарльза Бернхарда. Директора.

Его серые глаза искрились любопытством. Я выстрелил. Он упал, всё ещё с интересом за мной наблюдая.

Нет. Мёртвые не смотрят.

Впрочем, могут видеть.

Я заметил яркую вспышку и взглянул в сторону распахнувшегося окна. Крики, доносящиеся из коридора, стихли. Кажется, эта вспышка света отвлекла всех.

Она повторилась. Это была зарница. Всполохи молний разрезали почерневшее небо, освещая тем самым тёмные облака. Звуков не было – только бесконечно повторяющиеся отблески света во тьме.

Ничего – гром сегодняшней ночью устроим мы сами.

Я пнул тело директора так, чтобы оно легло лицом вниз. Достал из огромного кармана мантии верёвку. Принялся связывать ею руки и ноги многоуважаемого руководителя лицея.

Он не двигался. На воскрешение после убийства в реальности требовалось много времени.

Мимо открытой двери проплыла мутная фигура. Я вскочил с пола, наведя дуло на тень. Вспышка молнии озарила лицо человека: это была Эстер. Она выглядела похожей на мальчишку в своей тёмной свободной куртке. Глаза её горели.

– Акула, – поприветствовал я, осторожно отходя от тела директора и продолжая целиться в опасный объект.

– Ворон, – она задумалась. – Более не белый.

Зарница продолжала разгонять ночь белесыми пятнами света, и с каждым разом глаза Эстер становились всё более пустыми.

Я улыбнулся и еле слышно пропел:

– Тьма или свет? Ты выбирай. От смерти к жизни – сразу в Рай.

Она показала свои белоснежные, как свет вдали сегодняшнего тёмного моря, ладони. Просила оружие.

– Тьма не поглощает меня изо дня в день. Меня пожирает свет.

Я кивнул. Опустился на одно колено, чтобы достать оружие из мешка, который взял с собой у одного из ребят, и кинул ей небольшой дробовик. Она проворно его поймала.

Усталость на её лице соседствовала с триумфом.

– Ты желаешь разрушать только ради ощущения жизни? Того, что ты есть?

Эстер окинула меня взглядом, нехотя отводя его от оружия, а после засмеялась.

Хрипло.

Она ничего не ответила и отвернулась, уворачиваясь от пробегающего мимо учителя литературы. Улыбнувшись в последний раз, она прострелила ему ногу. Он закричал, обернулся к ней, вытягивая руку для активации аномальной, но Уайльд пробила его ладонь насквозь. Закончила она с ним выстрелом в сердце.

– Я разрушаю ради бури. Ради триумфа. Ради спасения. Ради ветра. Слёз моря. Песни огня.

Она перешагнула тело учителя и оттащила его ко мне. Я нагнулся, дабы связать и его. Повторил:

– Ради триумфа. Слёз моря. Песни огня.

Мне понравились эти слова. Они ласкали губы, окрашивая их в чёрный цвет.

Ночное небо за окном снова расцвело белым светом.

Но тьма поглотила его.

В конце концов она всё поглощает.

Я вышел из кабинета директора, проверяя, как дела у остальных.

Многие валялись связанными со стрелами в сердцах. Некоторые раны были нанесены в голову, но Август, видимо, решил вытаскивать некоторые боеприпасы, чтобы не остаться с пустыми руками. Но другие оставлял намеренно – таким образом, ожить со стрелой в сердце им будет очень непросто.

Но они могут. Теоретически. На то это и бессмертие.

Остальные лежали с пулевыми ранениями. Тоже связанными. Как я и приказал. Ещё кое-кто был убит ножом или кинжалом.

Кто-то издал стон. Я обернулся и всадил пулю в двинувшееся тело. Человек замолчал. Свет, льющийся из окон от грозы вдали острова, озарил павших: тут были и преподаватели, и охранники. Разумеется, все они были сражены за счёт неожиданности. Я прошёл дальше по коридору и увидел ученика. Он был мёртв. Другие тоже были здесь – судя по всему, они наткнулись на сильного противника. И правда – рядом с трупами бунтарей полусидел связанный Эрнест Юниган, бывший учитель физики и применения аномальных сил. Он, кажется, вырубал всех электричеством.

Я поднял голову, обратив внимание, что все лампочки полопались. Не оглядываясь, прошёл вперёд. Откуда доносились стоны, возгласы и крики. Я добрался до нынешнего поля битвы.

Бенджамин Преображенский, печально известный как Гоголь-поджигатель, без улыбки, которая была ему свойственна, наносил удары по Крозье аномальным кастетом-кинжалом, который, ко всему прочему, раны сразу же и прижигал.

Дэмиан боролся с Туманной, даже с пулями в руке и боку и порезами от ледяных ножей продолжала отталкивать учеников своей магией – она ведь умела двигать предметы в пространстве. Она отражала выстрелы пуль и не давала никому смертельно себя задеть.

Однако Туманная не учла нападения из тени. Стрела прилетела ей прямо в живот. Медленно изо рта женщины начала течь кровь, а Сорокин отправил ещё одну стрелу вдогонку первой – прямо в сердце. Туманная упала на бок, захлёбываясь в собственной крови.

Аляска задумчиво стоял в стороне, глядя на связанные тела. Его сила – искажение времени, была невероятно мощной, но и последствия от её применения были соответствующие. Потому он держал уже просто рукоять механизма и наблюдал за остальными – они успели разобраться практически со всеми, кто находился в здании. Лишь некоторые учителя находились на постах в башнях – в каждой было по двое человек, всего четыре башни. Лёд уже был не настолько крепок, как в начале зимы, а потому стоило выманить стражей непосредственно на остров. Кроме того, многие из учителей патрулировали ночью сам лицей и его территорию – и если кто-то из них услышал выстрелы, все они должны были скоро вернуться назад.

Я вскинул винтовку и бросил остальным:

– У кого руки свободнее – хватайте главных учителей и несите их тела с собой. Встретим остальных уже на выходе. Смерти нет.

Ребята молча принялись выполнять указания. Они были перепачканы в крови, пропитаны потом, а некоторые и слезами. Трудно было назвать это плачем, но, вероятно, кто-то не сдержал отчаяния: что их довели до такого.

Но что поделать? Либо их, либо нас.

Странный закон. Закон ли это?

Я вдохнул воздух дальней бури. Море явно было на нашей стороне, и небо непрекращающейся зарницей нас только подбадривало.