Джордан выпил еще виски, прежде чем ответить:

– По ее словам, спала в комнате гувернантки.

– Ваша светлость, возможно ли, что стрелявший в вас человекмог быть женщиной?

– Моя жена превосходно владеет оружием, – саркастическизаметил Джордан. – Вряд ли она промахнулась бы.

– Уже совсем стемнело, и она была верхом, – пробормотал Фоксскорее себе, нежели Джордану. – Возможно, лошадь дернулась в момент выстрела,однако я сомневаюсь, что она пошла на это. Слишком рискованно. Раньше с вамипробовали разделаться наемники, но теперь злоумышленники перешли к болеерешительным действиям и ваша жизнь подвергается куда большей опасности, а мояработа становится в десять раз сложнее. Потому я прошу вас делать вид, будто выне знаете о том, что Нордстром был отравлен. Пусть ваши жена и кузен считают,что вы ничего не подозреваете об их заговоре. Я велел доктору Денверсу говорить,что лакей умер от разрыва сердца. При допросе слуг я старался упоминать ографине как бы между прочим. Никто не догадается, что мы заподозрили неладное.Если мы сможем и дальше вести себя так же хитро и усилить наблюдение за вашейженой и лордом Таунсендом, то предупредим следующую попытку, поймав их на местепреступления. Возможно, они попробуют снова применить яд, так как уверены, чтомы ни о чем не осведомлены, а может, и побоятся. Кроме того, они вряд лирискнут отравить кого-то еще, ведь несколько смертей сразу вызовут определенноеподозрение. Например, то виски, что вы пьете, скорее всего безопасно – ведь,кроме вас, его подают еще и гостям. Но предупреждаю: не ешьте и не пейте ничегоиз рук жены. Стало быть, остается только ждать и наблюдать.

Фокс наконец замолчал, ожидая хотя бы какой-то реакции, но,видя, как напряжен герцог, мягко и с искренним сожалением промолвил:

– Мне очень жаль, ваша светлость. Не успел он закрыть дверь,как мертвая тишина внезапно взорвалась оглушительным звоном бьющегося стекла.Решив, что кто-то выстрелил в окно, Фокс ворвался в кабинет и замер. Осколкивеликолепного, оправленного в золото хрустального графина, принадлежавшегокогда-то французскому королю, валялись на полу. Сам герцог, не выказавшийникаких эмоций в продолжение разговора, стоял, схватившись за каминную полку.Плечи его тряслись.

Александра повернулась в вихре ярко-зеленого шелка, заслышавшаги Джордана. Однако ослепительная улыбка слегка поблекла при виде плотносомкнутых губ мужа и холодного блеска глаз.

– Что… что-то случилось, Джордан?

Теперь она без напоминаний зовет его по имени? И такимнежным голоском!

Джордан с такой силой стиснул зубы, что на щеке дернулсямускул.

– Случилось? – цинично усмехнулся он, с оскорбительнойтщательностью оглядывая тело жены, изучая груди, талию и бедра, прежде чемподнять глаза. – Ничего особенного, – с уничтожающим равнодушием соизволил оннаконец ответить.

В горле Александры мгновенно пересохло, а сердце забилосьтяжело, тоскливо, словно почувствовало, что Джордан неожиданно охладел к ней ичто близости, нежности и смеха, которые они делили сегодня, не существоваловообще. Охваченная паникой, она попыталась взять себя в руки и потянулась кграфину с шерри. Джордан сказал, что ему нравится, когда она ухаживает за ним,и потому Алекс сделала единственное, что пришло в голову. Наполнив маленькуюрюмку шерри, она повернулась и с нерешительной улыбкой протянула ее мужу.

– Не хотите немного шерри?

Джордан, прищурившись, оглядел рюмку, и щека его задергаласьеще сильнее. Когда он взглянул ей в глаза, Александра в тревоге пошатнулась. Неотрывая от нее взгляда, Джордан взял рюмку. – Спасибо, – вежливо сказал он,прежде чем ножка в его руке переломилась.

Александра тихо вскрикнула и огляделась в поискахкакой-нибудь салфетки, боясь, что на великолепном обюссонском ковре останетсяпятно. – Не стоит беспокоиться! – рявкнул Джордан, сжимая ее локоть и грубоповорачивая лицом к себе. – Это не важно.

– Не важно? – в полнейшем смятении пробормотала Александра.– Но…

– Теперь уже ничто не имеет значения, – мягко и без всякоговыражения пояснил он.

– Но…

– Пойдем ужинать, прелесть моя? Борясь с необъяснимымужасом, Александра кивнула. В его устах ласковое слово прозвучалоругательством.

– Нет, подождите, – нервно вскричала она и застенчиводобавила:

– Я хочу дать вам кое-что.

«Яд», – саркастически подумал Джордан, наблюдая за ней.

– Вот, – выдохнула она, протягивая руку. На ладони лежала еесамая большая драгоценность – часы деда.

Подняв на мужа сияющие глаза, Александра, запинаясь,выговорила:

– Я… я хочу, чтобы они были у вас.

На какое-то ужасное, невероятное мгновение ей показалось,что Джордан вот-вот откажется, но вместо этого он небрежно сунул часы в карман.

– Благодарю, – с полным безразличием бросил он. – Еслипредположить, что они идут точно, мы уже полчаса как должны сидеть за столом.

Если бы он даже дал ей пощечину, Александра не могла бытьболее оскорблена и потрясена. Она механическим жестом, словно кукла, положиларуку на его рукав и позволила проводить в столовую.

Во время ужина она безуспешно убеждала себя, что ошиблась ипросто вообразила себе, что он к ней переменился.

Однако когда Джордан не пришел к ней ночью, Александра долголежала без сна, пытаясь понять, что она сделала мужу и почему он так холоден сней.

На следующий день Джордан вообще перестал с нейразговаривать и обращался только за столом и при крайней необходимости.Александра терпеливо вынесла все, но лишь на следующее утро, забыв о гордости,униженно спросила, что она сделала дурного.

Джордан поднял глаза от письменного стола, взбешенный еепоявлением, и презрительно оглядел жену, прятавшую за спиной дрожащие руки.

– Дурного? – холодно осведомился он, словно обращаясь кнезваной гостье. – Все в полном порядке, Александра, если не считать, что тыявилась не вовремя. Как видишь, мы с Адамсом работаем.

Александра охнула, пристыженная до глубины души, – онасовершенно не заметила секретаря, сидевшего, за маленьким письменным столом уокна.

– Я… я… простите, милорд.

– В таком случае, – ответил он, многозначительно кивнув надверь, – если не возражаешь…

Александра поняла его недвусмысленный намек и больше незаговаривала до самой ночи, когда услышала его шаги в соседней спальне.Набравшись храбрости, она надела халат, открыла смежную дверь и ступила черезпорог. Джордан как раз снимал сорочку, но, увидев отражение жены в зеркале,резко повернул голову.