Усиливающаяся тенденция к разделению владений среди Караханидов стала ахиллесовой пятой первого тюркского мусульманского государства (как и многих других тюркских государств). По сути оно и не было государством, а лишь слабым объединением, правящие дома которого были связаны между собой кровными узами. Если бы на этом и заканчивалась вся история, вряд ли они заслужили бы таких дифирамбов со стороны аль-Кашгари (равно как и другая тюркская династия – Сельджукида). Однако распадом и междоусобицами история Караханидов не ограничивается – особенно это касается экономики, где правители показали себя гораздо сплоченнее и эффективнее, чем на политической арене.

Вы можете быть поражены тем, что эти кочевые ханы, которые ранее тратили все свои силы и ресурсы на поддержание войска, позволяющего им выжить в суровой степи, и которые после перехода к оседлому образу жизни согласились уступить другим утомительную работу в сфере торговли, смогли так дальновидно управлять своей многоукладной экономикой. В этой сфере они оказались легко– и быстрообучаемыми. Вот почему многие мусульманские сообщества предпочитали торговать с Караханидами и даже поддерживать их на политической арене.

Караханиды строили караван-сараи, чтобы развить торговлю вдоль ранее заброшенных путей. Примечательным в этом отношении является монументальный комплекс «Рабат-е Малик» по дороге, соединяющей Бухару и Самарканд. Построенное в 1078 году караханидским правителем Шамсом аль-Мульком Насром, это великолепное сооружение с многочисленными куполами и рифлеными глинобитными стенами скорее похоже на загородный дворец, чем на приют для путешествующих дельцов. Еще один памятник архитектуры, загадочный «Таш-Рабат», до сих пор сохранился, его можно видеть на изгибе дороги возле вершины сложного перехода через Тянь-Шань по пути из Узгена в Кашгар. Сооружение долгое время озадачивало археологов, некоторые из них пришли к выводу, что изначально это был христианский монастырь и лишь позднее он стал использоваться странствующими торговцами[852]. Недавние находки подтвердили его роль в торговле и относят это сооружение к эпохе Караханидов.

Караханидские правители преуспели в чеканке монет и финансовой политике в целом. Нумизматы определили не менее тридцати караханидских монетных дворов, большинство из которых чеканили покрытые свинцом медные монеты низкой стоимости, используемые на рынках[853]. Что касается серебряных и золотых монет, то они использовали саманидские дирхемы, которые ценились в то время во всем мире, или собственные копии этих дирхемов[854]. Изучение двухсот групп монет подтверждает наличие оживленной торговли в политически разрозненном государстве. Это исследование проводилось в основном для монет с небольшим номиналом. Популистская экономическая политика правителей облегчала торговлю. Когда продавцы мяса обратились к караханидскому правителю с просьбой позволить им поднять цены, он неохотно согласился, но вскоре вовсе запретил употребление мяса. Когда же он наконец внял их мольбам, то заставил уплатить штраф, чтобы вернуть прежние цены[855].

Какую бы политику ни проводили караханидские правители, аль-Кашгари нисколько не сомневался в том, что культура и ценности тюркских кочевников избраны, чтобы вывести цивилизованный мир на качественно новый уровень. Так он писал во введении к «Сборнику»: «(Тюрки) это „правители века“, которым (Бог) вложил в руки бразды правления миром, возвысил над (остальными) людьми, усилил тех, кто был им близок и предан, и направил к истине». Под тюрками, конечно же, аль-Кашгари понимал все население, включая простых мужчин и женщин, которые передавали и хранили пословицы, народную поэзию и, самое важное, тюркские языки.

В качестве одного из аргументов в пользу изучения тюркских языков Кашгари привел Божью волю. Через 200 лет после того, как Бухари собирал хадисы, аль-Кашгари торжественно заявил, что имамы Бухары и Нишапура передали ему истинные высказывания Пророка, который убеждал человечество «учить язык тюрок, поскольку их правление будет длительным»[856]. Другими словами, изучение тюркского языка и тюркской культуры было долгом верующего. Затем он процитировал еще один предполагаемый хадис Мухаммеда с утверждением, что «тюрки превосходят все другие народы»[857]. Караханидские и сельджукские правители, должно быть, в равной мере радовались этому ловкому пропагандистскому ходу.

После такого введения аль-Кашгари обратился к самому тексту своего «Сборника тюркских наречий». Он зафиксировал дату, когда начал писать: 25 января 1072 года. Учитывая пятилетний процесс редактирования, он закончил эту работу 9 января 1077 года[858]. С первой до последней страницы аль-Кашгари остается верным своим популистским и эгалитаристским взглядам, избегая любого соблазна создать какую-либо иерархию среди множества тюркских наречий и культур. Его записи о таких этнографических элементах, как кухня, кровное родство, народная медицина, были полны уважительного отношения.

Принять такую позицию было несложно, поскольку Махмуд аль-Кашгари исключил из своей картины почти все внешнее влияние на тюрков. Верно, он с увлечением остановился на предании о событиях, связанных с Александром Македонским в Центральной Азии, но ко времени написания его работы эти события тысячелетней давности были полностью вплетены в ткань тюркской жизни. В иных случаях аль-Кашгари представлял тюркские племена как свободные от внешнего влияния. Эта точка зрения настолько же замечательна, насколько и неверна.

Готовность аль-Кашгари к погружению в глубину бытовой и культурной жизни тюрков стала одной из его самых важных инноваций. Он включил в свое собрание длинные поэмы и пословицы на тюркском языке, но для удобства читателей основная часть текста написана на арабском. Аль-Кашгари писал в ясном и четком стиле, подобающем учебнику для начинающих. Но вместе с тем эта работа читается как отчет восхищенного антрополога, который только что вернулся из экзотических мест и впервые докладывает аудитории, состоящей из наивных, но образованных людей. Аль-Кашгари скромно избегал использования речи от первого лица. Тем не менее на протяжении всей работы он не позволял читателям забыть, что вся эта любопытная информация доступна им исключительно благодаря любопытному этнографу и лингвисту, который добрался до незнакомых мест и провел многие месяцы среди малоизученных народов.