«Вот черт!» – такой была моя первая мысль. И вторая. И третья. Потому что…

Вот черт!

***

Совершенно закоченев, я стояла посреди гостиной и не могла сделать ни шагу. Суета в доме стихла, миссис Абрамс давно убрала со столов и отправилась отдыхать. Тишина зимней ночи была столь прозрачной, что любой шорох воспринимался как громкий треск. И только мысли в моей голове звенели безумными скоморошьими бубенцами.

Странно. Из всего, что происходило в эти месяцы между мной и Демоном, именно этот невесомый прощальный поцелуй – осознанный и будто сам собой разумеющийся, привычный, – окончательно выбил из колеи. И подвел жирную черту под всеми размышлениями и сомнениями.

Меня кидало от ревности к ненависти, от легкомысленной влюбленности к раздражению, от гнева к страстному желанию… Но все время над первобытными эмоциями нависало главное чувство – большое и крепкое. Глупо было отрицать его присутствие.

От сердца по венам расползалось тепло, от которого перехватывало дыхание и приятно покалывало в животе. Ох, как же крепко я вляпалась! Не могла Судьба выдумать что-нибудь попроще?

Хлопок, раздавшийся позади меня, вывел из медитативного ступора. В гостиной стоял морф, слишком ухоженный для почтовика. Его блестящая сизая шерстка была уложена волнами, голову покрывала смешная синяя шапочка с кисточкой. Он был одет в элегантный бархатный костюмчик лазурного оттенка.

– Госпожа Дэлориан обитает здесь? – Нежданный гость низко поклонился и протянул лапку. – Мне поручено принести подарок.

Обычно морфы именовали меня «мисс», а не госпожой. Я подивилась изысканным манерам. Наверняка он служил какому-нибудь русскому аристократическому семейству. Вот только кому и зачем понадобилось в столь поздний час присылать мне подарки? Тем более, что время для рождественских презентов еще не наступило.

– У меня нет с собой именного жезла, чтобы подтвердить личность, – расстроенно пробормотала я, вспомнив, что конфискованная палочка так и осталась у Карпова в кармане. С вежливым и извиняющимся видом я пожала протянутую мягкую лапку. – Боюсь, я не смогу принять у вас посылку.

– Не страшно, госпожа Дэлориан, я знаю, кто вы. – Морф пристально глянул на меня огромными синими глазами, слишком крупными для пушистого личика. – К тому же… вы и есть посылка.

С этими словами он крепко ухватил мою ладонь. В ушах что-то хлопнуло, почувствовался аромат серы, и через секунду меня закрутило в телепортирующем смерче.

Андрей

Он захотел вернуться почти сразу, как ушел.

И дело было не в гладком кусочке дерева, оттопырившем карман. Забытая палочка могла и подождать. Но пятнадцати минут, за которые Андрей до царапин исчеркал шагами гостиную своего пустого, холодного дома, хватило, чтобы понять кое-что важное. Он не желал, чтобы этот бесконечно длинный рождественский вечер заканчивался так.

А как он начался…

Едва увидел боевой раскрас, в котором упрямица собиралась посетить бал дебютанток, мигом растерял все хваленое спокойствие и самообладание. Вырядилась! Отправилась на танцы! И с кем… С Кавендишем! С этим рыжим, самоуверенным, ни на что не способным болваном, изничтожившим семейный дар и позорящим детскими выходками благородный род.

Маленькая, мстительная, гордая ревнивица. Он не сомневался, что не от большой любви к танцам Анна совершила эту глупость. Отшлепать бы…

Мысль о наказании сладким ядом засела в голове. В жилах кипела лава, раздирая на противоречия. Андрей сидел в библиотеке и вместо работы со свитком думал, чем бы выпороть эту строптивицу. Ремнем слишком больно – запомнит и не простит. А вот десяток ударов шелковым шнуром, чтобы не повадно было рисковать жизнью…

От беспардонно задранной юбки и раскрасневшейся нежной кожи ее спасла мазь, внезапно принесенная из больничного отделения.

А ведь чуть не придушил ее на том крыльце. Может, и стоило. Или еще раньше, в лесу… Чтобы избавить их обоих от грядущих мучений. Вполне предсказуемых. Предначертанных. И любому идиоту, кроме разве что Артура, заметных. Тот случай, когда плавится воздух и кипит вода. И между ними всегда так будет, хоть в тибетских горах спрячься на сотню лет.

Обречены на взаимные мучения… Да, так и есть.

Когда он все понял? Когда осознал, что не способен быть холодным, равнодушным, отстраненным рядом с этой выводящей из себя девицей?

На первом приветственном балу, когда эта заноза, кипя от ненависти, демонстрировала свою ладошку? Ее глаза в тот момент стали чернее обычного. Налились тьмой, как два гневных уголька. Прожгли его до костей…

Знала бы она, как долго ждал он эти черные глаза. Как боялся встречи с ними. Как до последнего не верил, что она состоится… Но и сейчас их время еще не настало. Пока он не имел на девчонку никаких прав.

Или он все понял еще раньше, когда в сумерках осеннего вечера заставил Анну расстегивать блузку? Целых пять секунд девчонка была покладистой. С ума сойти! Он внушил ей желание понравиться, но сам попал в сети, как неопытный юнец.

А может, еще раньше? Когда зачем-то отправил раздражающую особу на арену, да еще против мисс Бэггинфорт, весьма опасной противницы? И подивился, что она пошла, гордо вздернув подбородок. Не стала увиливать, стояла насмерть, не зная толком нормальных заклятий… А он любовался ей, впервые осознанно. Глаза намертво прилипли к изящному девичьему телу, облаченному в черную эластичную ткань.

Она гибко кувыркнулась, и дикие, своенравные волосы разметались по плечам. Легкие обожгло. Невидимый шипастый крюк пронзил его и подбросил в воздух, заставляя, захлебываясь, глотать горячий воздух. Не стоял бы у стены, с позором упал бы на подкошенных ногах.

Андрей так засмотрелся, что не понял, как Анна умудрилась прилететь ему прямо в ноги. Кипящая от негодования, возмущенная… Он тогда всерьез испугался. Чертова девчонка! Невероятно опасная. Персонально для него… И еще Мари с дурацким стаканом. Неужели было так заметно со стороны?

Нет, еще раньше… С первых недель она приковала к себе внимание какой-то неправильностью. Привлекла едва ощутимым изъяном.

Сложный механизм, потерявший важную шестеренку. Сломанная кукла, заброшенная на дальнюю магазинную полку.

Замерзшая девочка, остро нуждавшаяся в тепле.

Разве мог он его дать? Разве умел?

Сломанные куклы не становятся воинами. Не восстанавливают мировую справедливость. Они выходят замуж, пекут круассаны в родовых поместьях, читают дамские романы, воспитывают детей и, порой, бывают счастливы.

«Оранжерейная мисс». Тепличная мадемуазель, избравшая правопорядок и решившая бороться со злом целого мира. Наивная, неопытная, но упертая, как стадо буйволов…

Было время, когда он говорил это прозвище с неприязнью. В ночь знакомства, едва увидел девицу в кабинете ректора, внутри полыхнуло глухой злобой. Бессильным раздражением. Он прекрасно понимал, откуда взялось это чувство, но не решился бы объяснить.