– Ну, сие нам знакомо, – сказал Мазур. – Еслихочешь что-нибудь замаскировать, нужно не отрицать существование, а выпуститьна свет божий к у с о ч е к картинки, как якобыутечку... Миша, это все была лирика. Ты скажи честно: что нам от тебя ждать?

Сомов смотрел в стол. Усмехнувшись, не поднимая глаз,процедил:

– Ну, по долгу службы вас бы задержать следовало дляпроверки фактов и выяснения некоторых... событий.

– Не получится, – вздохнул Мазур. – Ты, бога ради,не подумай, что я тебя пугать пытаюсь или в твой профессионализм не верю...

– Намек понял, – поднял глаза Сомов.

– А ты что на моем месте делал бы? Сантиментамимаялся? – спросил Мазур без всякого раскаяния. – Или спасал жену? Яведь не о себе забочусь, будь я один, и заходить в город не стал бы, попер себедальше по азимуту... Люблю я вот эту обормотку, знаешь ли. И, чтобы еедоставить в безопасное место, не пожалею ни себя, ни встречных...

– Как вы вообще вышли, удивительно...

– Да ничего удивительного, – вяло сказал Мазур. –Учили нас с Володькой – выходить из пункта А в пункт Б, при нужде – так, чтобывпереди все разбегалось, а позади все рычало...

– И прапорщики тоже? – как бы невзначай бросил Сомов.

– Слышал уже?

– Уголовка да не слышала? Вот честно скажите – вы?

– А свидетель есть?

– Есть.

– Чернявенький, весь расписанный? – хмыкнул Мазур.

– И раненый вдобавок.

Мазур посмотрел ему в глаза:

– Ну тогда это не я. По одной простой причине, Миша: парнивроде нас с Володей в такой ситуации свидетелей не оставляют, особеннолегкораненых, которые потом могут излагать связно и красочно, какие мы плохиеребята. Очень уж хорошо нас учили, потому и живы до сих пор, оба-двое, и всеостальные... Я бы свидетелей не оставил. Просто не умею портачить в такойситуации. Какая у него рана, пулевая?

Сомов нехотя кивнул.

– Пистолет нашли?

– Нет. Говорит, ты с ним в тайгу драпанул... то есть, яхотел сказать, стрелявший. Положил обоих прапорщиков, а по нему промахнулся врасстройстве чувств, когда он за машину прятался...

– Ну, когда я стреляю, у меня расстройства чувств не бывает.Хорошо он счеты свел моим хребтом...

– А с паромщиком тоже он счеты сводил?

– Ну я ж тебе все подробно объяснил...

– Так это еще доказать надо.

– А ты можешь доказать, что я в том домике был? –усмехнулся Мазур.

– Вас без бороды, может, и не опознают. А ее? – онкивнул на Ольгу. – Свидетелей куча, и все вас двоих одинаково описывают...то есть теперь-то ясно, что это вы...

– Может, есть свидетели, что паромщика я замочил?

– Вот таких пока нету...

– И не будет.

Сомов усмехнулся:

– А мимо палаточки не вы проходили? Где трое покойников?Очень уж многозначительное совпадение: в трех точках – трупы. У паромщика выбыли, прапоров вы... ну, по крайней мере, морды им набили. Палаточка как размеж этими двумя точками и располагается.

– Вот, кстати, о палатке, – сказал Мазур. – Вы тамничего интересного не находили? Стволов каких-нибудь любопытных, какимизаконопослушным гражданам владеть как-то и не полагается? А?

– Находили, – сказал Сомов после долгогомолчания. – Вот э т о в пользу вашей версии работает, чтоскрывать. Да и у паромщика кое-что интересное обнаружилось...

– Значит, веришь?

– По крайней мере, все события можно толковать и так, иэтак. А это уже кое-что... – Он провел ладонями по краю стола и, сразувидно, на что-то решился. – Я ведь не вам верю, я Володьке верю... –и криво усмехнулся. – И, кроме того, прекрасно понимаю: судя по Володьке,шансов у меня против вас ни малейших, двумя пальцами в узел завяжете. Тольковашего положения это не облегчит нисколечко, верно? – Он помолчал. –Может, вам в военкомат обратиться?

– Вот то-то что – военкомат, – хмыкнул Мазур. –Был бы здесь приличный штаб воинской части – дело другое.

– Да уж, все штабы здесь – вертухаевские... И части тоже. Апоезда у нас в Шантарск уходят регулярно – раз в день, в десять вечера,пассажирские, я имею в виду. И времени еще... А мне на работу пора.

– Хочешь, я тебе расписку напишу? Я, такой-то, обязуюсьдобровольно явиться в Шантарске в ближайший райотдел...

– Да глупости все это... – играя желваками, сказалСомов. – Расписки, офицерское слово... Вы же в розыске, понимаете? Рост,комплекция, цвет глаз, наколочки... Я про змею и дату. И вашу супругу тожеописали довольно подробно – и лесные пожарнички, и продырявленный водила.И если поискать среди всех отпечатков, взятых в доме паромщика, то вашитам наверняка найдутся.

– Если что, в Шантарск обязательно повезут?

– Не обязательно. У нас здесь и городской суд, и СИЗО. Содной стороны, вы со временем непременно сможете связаться с начальством... а сдругой, вам времени могут и не дать... – Он поморщился, чуть ли не стоской выдохнул: – Надо же, на мою голову...

– А давай забудем про наши разноцветные погоны и поболтаем,как два мужика, – сказал Мазур. – Я твоему брату однажды жизнь спас,вот и ответь с той же карты...

– Да кто сказал, что не отвечу... – зло, раздраженнобросил Сомов. – Говорю же, ради Володьки... – он вновь мазнул цепкимвзглядом по фигуре Мазура. – Пистолет сдадите?

– Нет уж. Как пели в годы моей юности, тяжело в деревне безнагана...

– Не доверяете?

– Не в том дело. Тебе-то я доверяю...

– Тогда засядьте тут и носа на улицу не показывайте. Дочку яиз садика заберу часов в семь, кроха еще, ничего такого не подумает. У нас тутпережитки коммунизма остались – детский садик в том числе...

– А жена?

– Она на дежурстве с утра. Сутки через двое. Диспетчером впожарке. В общем, до поезда как-то прокантуетесь, и надо еще подумать, как вастуда запихнуть, не привлекая внимания, – на вокзале вторые сутки наширебята в цивильном толкаются... Ну, я, как только приду, попробую кое-когопорасспросить. Есть одна любопытная идея...

– Вот этого не надо бы, а? – сказал Мазур. – Ярасспросы имею в виду. Еще забеспокоится кто-то...

– Все-таки полагаете?

– Полагаю. Не может, Миша, такой охотничий заповедничекблагоденствовать самое малое два сезона без хорошего прикрытия, это азбука...

– Так и я не пацан.

– Верю, – сказал Мазур. – Еще как верю. Только втаких делах проигрывают вовсе не оттого, что пацаны, а потому, что ты вслепуюищешь, зато противник заранее просчитал твое вторжение в игру... Миша, ясерьезно. Давай тихо и спокойно доживем до вечера, потом сядем и обмозгуем вселадком...