Понемногу Ольга оттаяла, так и не проронив ни слезинки. Ипослушно стала собираться. Они и в самом деле отыскали в спальне кое-какиевещички, на Западе вышедшие из моды, но все равно более цивильные, чем ихпрежняя одежда. Ольге, правда, все было велико, джинсы даже с поправкой нанынешнюю моду пузырились, словно запорожские шаровары. Поборов враждебнуюбрезгливость, Мазур переоделся. Теперь оба выглядели самую малость наряднее, нокроссовки, увы, пришлось оставить прежние. Отыскав безопасную бритву, Мазурначисто сбрил бородку, нацепил затемненные очки и походил теперь на ларечникасредней руки, а Ольга – на телку такового.

Сумку прихватили с собой, но консервы и плитку оставили. Каки ружье. С двустволкой на плече не особенно и погуляешь по Пижману, а денег наеду хватит – он хотел было выкинуть «премиальные» доллары в сортир, но решил,что в их положении не до высоких чувств. Главную внутреннюю борьбу пришлосьвыдержать, раздумывая над документами. В конце концов он сжег паспорт Федора –теперь, когда Мазур остался без бородки, документ не выдержал бы и беглогоосмотра. Но милицейское удостоверение, как ни рискованно казалось, оставил присебе – в общем-то, если прикинуть, на них и без того повисло столько всякого,что красные корочки сами по себе ничем не отягчали, лишь добавляли грехов к ужесвалившимся на плечи...

Мелькнула мысль поджечь дачу. Однако Мазур ее отбросил –даже не потому, что это могло привлечь внимание проспавшегося сторожа. Очень ужмелкой местью выглядело бы...

Никто не видел, как они уходили, – на соседних дачахтак и не появилось ни единой живой души, роскошный поселок утопал в тишине.Только овчарка сторожа, собака сверхбдительная, все же заслышала их, должнобыть, долго гавкала вдали.

Сначала с магистрали доносился шум машин, но вскоре Мазурстал забирать влево, и они долго шагали в тишине, если не считать птичьегопения и цоканья белок временами. За все время они не обменялись ни словом,избегали даже встречаться взглядами. Что-то меж ними пролегло, ещенеоформившееся, зыбкое...

Оказавшись на опушке, Мазур долго рассматривал в бинокль окраинудолгожданного Пижмана. Частные домишки давно ожили – шел дым из труб,погавкивали собаки, судя по долетавшим разговорам, детей поутру выпихивали вшколу, а они, как водится, ленились и оттягивали. Вдали виднелась парочка серых«хрущоб», слева дымила труба. Магистраль осталась далеко справа, и нерассмотреть – Мазур лишь по виденной раньше высоченной трубе определил, где онапролегает.

– Пошли, – вздохнул он, пряча бинокль в футляр, афутляр – в сумку.

Это было первое произнесенное слово. Однако Ольга никак неотреагировала на столь эпохальное событие, послушно пожала плечами. Потомспросила:

– Дорогу приблизительно знаешь?

– Не зря ж я его расспрашивал... Должен найти. Надень-какосынку. Повяжи по-деревенски, косу под воротник спрячь. У тебя особой приметойопределенно будет коса, а у меня – борода. Которой, слава богу, больше нету.Одежда другая, есть шансы...

Они вошли на окраину, двинулись меж двух рядов бревенчатыхкрепких домов – не спеша, но и не останавливаясь, уверенным шагом людей,имеющих перед собой конкретную цель. Из объяснений водителя Мазур получил,понятно, лишь самое общее впечатление о «северной столице» губернии, нодвигаться следовало как можно целеустремленнее, пусть даже по ошибке забредутне туда, плевать, поплутают... Человек неуверенный западет окружающим в памятьпрочно и надежно, особенно здесь, в глуши.

Где-то слева явственно слышался гул самолетных двигателей –местный аэропорт, конечно. Вот и зеленый МИ-8 тяжело поднялся над отдаленнымикрышами, повернул к северу. Пожар, видимо, все еще полыхает. Теперь сворачиватьследует на юго-восток, чтобы добраться до сомовского дома, придется пересечьнаискосок чуть ли не весь город. А он хотя и небольшой, но довольно обширный –как раз из-за того, что девять десятых застройки являют собою частные усадьбы.Сколько здесь милиции, интересно? Знать бы их штатное расписание для такихгородков... Человек полсотни? Парадокс, но он был лучше знаком со структуройбереговой охраны США или тактикой патрулирования танкерской полиции, чем среалиями родных осин...

Вдали, наперерез, проехал «луноход» – скоренько, вполнецелеустремленно. Вряд ли патрулирует. Мазур шагал дальше, не сбиваясь с темпа,хотя сердце в первый миг противно ворохнулось, пытался просчитать вводные.

Здесь вам не Москва и не Шантарск. Будни глухой провинциикак нельзя лучше располагают к рутине. Да и лагерная охрана все же проходит поиному ведомству, и потому милиция вряд ли пылает таким уж благородным гневом –вот если бы убиты были двое их ребят, рьяности прибавилось бы вдесятеро...Искать будут рутинно – блокируют автовокзал и пассажирскую «чугунку», уходящиена юг дороги, в аэропорту преисполнятся бдительности. А главное, искать будутп р я ч у щ и х с я. Уж этонепременно. Во все глаза станут высматривать тех, кто пробирается огородами,хоронится в закоулках, дергается, нервничает... Эх, знать бы, где здесь самыеподозрительные места – «малины», «бичграды», прочие воровские слободки... А товедь завернешь туда, ни о чем таком не подозревая...

Увидев справа, на пустыре, обитый волнистой жестью ларек безвывесок, решительно свернул туда. Вывески не требовалось: несмотря на раннийчас, к окошку стояла плотная, компактная очередь мужичков из двадцати, а вокругприхотливой россыпью стояли самые разнообразные машины, от потрепанной «тойоты»до потрепанного молоковоза. Кто уходил, прижимая к груди охапку пивных бутылок,кто оставался, чтобы охладить горевшие клапана парой флаконов. Бутылочныхкрышечек и битого стекла вокруг валялось столько, что эти залежи не могли непопасть в объективы разведывательных спутников.

Мазур добросовестно отстоял полчаса, временами вместе совсеми рявкая на пытавшихся пролезть без очереди, навострив уши. Но разговорыбыли самые будничные – главным образом про то, сколько вчера было выпито, где,с кем и с какими хохмами либо инцидентами. Пару раз упомянули про пожар.Уголовных новостей не касались совершенно, может, и не знали таковых.

Загрузив сумку двумя десятками бутылок, он отошел метров наполста, открыл две и сунул одну Ольге.

– Что, идеи появились? – спросила она.

– Ага, – ответил он скупо, не вдаваясь в детали. Осушилсвою бутылку до донышка, поставил под забор, к радости кружившей неподалеку,что твой гриф, старушки. – Вечно у меня идеи...

Идея была незамысловата и исходила из того, что пешком втакую даль тащиться и долго, и рискованно...

Прошло не так уж много времени, прежде чем он обнаружилподходящее место. Застроенная частными домиками улочка была заасфальтирована(значит, какая-то магистраль местного значения), возле автобусной остановкирасполагался магазинчик с высоким крыльцом, а рядом с ним – несколькокоммерческих киосков и импровизированный «блошиный рынок», каких за последниегоды на съежившихся, но все еще необъятных просторах Отечества развелосьнеисчислимо. Рынок был вполне гайдаровский, то бишь абсолютно нецивилизованный– ни тебе постоянных прилавков, ни навесов. На стене магазинчика большимикрасными буквами начертано насчет запрета на торговлю с рук и неизбежной кары ввиде штрафа, но цепочка продавцов, человек двадцать, протянулась вдоль улицы,начиная как раз от надписи. Вместо прилавков были пустые ящики, торговалирешительно всем – сигаретами, семечками, импортным йогуртом, железками иводопроводными кранами, торчал даже похмельный мужик с тремя крохотнымикутятами в сумке. Тут же сидели неизбежные киргизы с китайским и пакистанскимширпотребом и унылое лицо кавказской национальности, нахохлившееся над мешочкомс рыжим урюком.