метнулся к обручальному кольцу прежде, чем он успел себя остановить. Серебро ободка на пальце было абсолютно черным.

Нет. Неправда. Все равно неправда…

Потому что если это правда…

– Я надеялся, что ты припомнишь, но, видимо, сейчас ты не способен думать связно, – недовольно вздохнул старик. – Ну что же ты, Кощей, мой старый друг. Не узнал щенка, которого выбросил за ворота своего замка? Я сделал так, как ты приказал: до последнего не попадался тебе на глаза.

И сквозь пелену страха и отчаяния прорезалось старое смутное воспоминание.

– Слав? – сощурился Кощей.

– Он самый, – кивнул оборотень. – Ты же не думал, что я забыл?

Не думал… А разве он думал о нем когда-нибудь? Нет, он больше о нем не вспоминал. Слишком много воспоминаний пришло разом, стоило ему надеть перстень. Они затмили только что содеянное. Не вспомнил он и тогда, когда Сокол продемонстрировал ему клок волчьей шерсти. И это стоило Василисе… Нет.

– Та девчонка… – понял Кощей. – Это из-за нее…

Нужно было что-то сделать. Ему нужно было спасти Василису. Разумеется, это еще было возможно. Но для этого нужно было собраться с мыслями, а это никак не получалось, потому что он знал, что начни он мыслить трезво, и придет осознание того, что… Нет!

– Да, – ответил Волк, тем самым ему возразив, пусть и не узнав о том. – Ту девчонку звали Софьей, но тебя вряд ли волновали такие мелочи. Каковы ощущения, Кощей? Я могу поведать о своих. Я так ждал этого… Я убил твою жену. Я. Но прежде все ей рассказал, и она знала, что умирает из-за тебя.

– Нет!

Кощей замахнулся и обрушил меч на Волка, целясь в шею, но тот неожиданно проворно перехватил клинок, пальцы судорожно сжали лезвие.

– Знаешь ли ты, что испытывает человек, когда ему в горло вонзаются волчьи клыки… – прохрипел Слав.

Он взялся за лезвие второй рукой. Кощей взревел и усилил нажим, тоже ухватился за клинок. Слав не удержался и упал на пол, Кощей приземлился сверху, и меч все же оказался поперек горла Волка.

Оборотень рассмеялся сквозь стиснутые зубы.

– Она кричала… – процедил он, с трудом дыша. – Так громко… А ты не успел… Ты не спас ее…

Кощей сам создал Кладенец, и он был послушен ему. Но лезвие все равно пропороло ладонь, когда он надавил сильнее. Клинок коснулся шеи Волка, и его лицо озарила безумная радость.

– Отомщена, – прорычал он, а потом резко разжал пальцы, и Кладенец вошел ему в шею, отсекая голову. Она откатилась на бок, и на губах умершего навсегда застыла улыбка.

Несколько мгновений Кощей просто смотрел на обезглавленное тело. Затем встал. Перевел взгляд на испачканный в крови меч, вытер его о штанину, провернул за рукоять в воздухе, и тот исчез.

Потом он повернулся к лавке, на которой лежала Василиса, подошел ближе. Ноги подкосились, и он упал на колени. Казалось, что все вокруг в ее крови. Слишком много.

Это была она. Он мог врать себе сколько угодно, но это была она.

– Василиса, – позвал Кощей, словно это правда могло помочь.

Но ведь она просыпалась по утрам, когда он будил ее. Нехотя, но просыпалась. Так может, и в этот раз…

Непослушными, сведенными судорогой пальцами Кощей погладил Василису по волосам; ее перепачканная кровью коса свисала на пол – и он переложил ее ей на грудь. Прикусил губу и прокусил, вонзил зубы глубже, но эта боль не помогала справиться с тем, что сейчас норовило вырваться и разорвать его изнутри. Он задыхался в попытке не дать себе осознать произошедшее до конца и понимал, что проигрывает.

…Она была такой грустной сегодня с утра, после их вчерашней ссоры. Он поставил перед ней чашку с кофе, а она сделала всего несколько глотков. Но он был слишком раздражен, чтобы нормально помириться. Его злило ее нежелание понять, что все, что он делает, он делает ради нее, что это их единственный шанс. Но сейчас его решения предстали перед ним в совершенно ином свете. И как он надеялся сделать для нее лучше, если ей не нужно было такое лучше?

– Я больше никогда не буду с тобой спорить, – хрипло выдохнул Кощей. – Мы сделаем так, как ты захочешь. Дождемся, когда Настасья поправится. И не станем забирать Демьяна в Навь. Я что-нибудь придумаю. Василиса…

Сколько раз он почти потерял ее за последние месяцы? Но ведь каждый раз в последний миг она возвращалась к нему. Так почему сейчас не может случиться так же? Она не могла уйти насовсем. Не после всего. Не теперь, когда она стала частью его…

Боги, а ведь ей и правда было страшно. Не могло не быть. А его не было рядом. Он должен был разбудить ее и утешить. Уверить, что теперь она в безопасности, что он убил Волка, что все закончилось…

– Ну проснись же! – заорал он.

Что-то обожгло глаза. Слезы. Сколько сотен лет назад он плакал в последний раз?

Он мог заставить ее открыть глаза. Он был некромантом. И снова провалиться в эту синь, пусть и подернутую уже белесой пленкой…

Нет.

Нет! Нет! Нет!

Она должна была жить! По-настоящему жить!

Любой ценой. Он сказал, что защитит ее любой ценой.

Он был Кощеем Бессмертным, самым могущественным колдуном в трех мирах, и неужели ему не дано было обойти смерть?

Ладонь все еще кровоточила, и горячая кровь капала на пол, смешиваясь с уже засохшей кровью Василисы. Прямо ею Кощей начертил на полу руну призыва. С трудом зашевелил пересохшими губами, плетя заговор.

– Чернобог… Взываю…

Один раз у него уже получилось призвать его. Значит, выйдет и в этот. И не важно, что именно Чернобог потребует взамен. Не важно, сколькими жизнями ему придется расплатиться за ее жизнь. И не важно, что после этого она откажется даже смотреть на него. Но она будет жить.

Это не Волк убил ее. Ее убило его – Кощея – прошлое. Вся ее кровь на его руках. И он же все исправит.

– Взываю! – взревел Кощей, вкладывая в свой призыв всю силу, что у него была. Руна на полу просияла рубиновым светом и померкла.

– Не зови брата, он не придет, – снова раздался голос позади Кощея. – Сегодня моя очередь говорить с тобой.

Глава 12

– Не зови брата, он не придет. Сегодня моя очередь говорить с тобой.

Первым побуждением Кощея было снова призвать Кладенец. Но он сдержался.

«Не зови брата…» Еще не повернувшись, он уже понял, кто ответил ему. Встал с колен, чтобы предстать перед гостем на ногах и одновременно заслонить собой тело Василисы. Почему-то показалось, что Белобог явился ради битвы.

От старца у окна, от его седых волос и белых одежд исходил ровный теплый свет. Смотрел он без всякого осуждения. И явно не собирался драться.

– Почему? – спросил Кощей.

Почему Белобог, а не тот, кого он ждал? Договориться с Чернобогом было бы куда проще.

– Потому что таков был уговор, – ответил Белобог и как ни в чем не бывало прошелся до лавки, на которой совсем недавно до этого сидел Слав, опустился на нее. С сожалением взглянул на тело, лежащее на полу. Потом снова повернулся к Кощею.

– Оставь ее на время, – предложил он, кивнув на Василису. – Ты сам знаешь, что ее тут уже нет и это лишь оболочка. А я скажу тебе, что там, где она есть, ей хорошо. Так что не о чем тревожиться.

– Верни мне ее, я заплачу любую цену, – быстро проговорил Кощей.

Ему казалось, что он в шаге от помешательства. Это не было похоже на приближающийся срыв. Он просто утрачивал разум.

– Любую? – задумчиво приподнял брови Белобог.

– Все что угодно.

Старец кивнул.

– Что ж, мы еще вернемся к этому. Но сначала все же поговорим. А то ты все бежишь, бежишь. Почти пять сотен лет прошло, а ты так и не научился останавливаться. Садись, Любомир.

Имя, когда-то данное матерью, резануло слух. И оно же сыграло роль пут. Против воли Кощей дошел до лавки и сел на нее. И вроде бы действовал сам, но все равно казалось – довели. Белобог был несоизмеримо сильнее его, и впервые с момента получения силы Кощей почувствовал то, что, верно, чувствовали остальные, когда он появлялся рядом, – чужое превосходство. Это было давно забытое и крайне неприятное ощущение. Но сейчас Кощей заставил себя проигнорировать его. К лучшему, что Белобог сильнее его. Это значит, что он может совершить невозможное и обратить смерть