разрешения, и он обнял ее первым, почувствовал, как она задрожала, услышал всхлип. Это была она – его Василиса. Теплая, родная и живая.

Живая!

Она была живая!

Ее слезы попали ему на кожу и показались горячее кипящего масла. Желая унять их, Кощей отстранился и поцеловал ее в глаза, но, кажется, сделал только хуже, потому что Василиса расплакалась, не скрываясь, в голос, спрятала лицо в изгиб его шеи. Тогда Кощей потянул ее на себя, и она сползла к нему на пол, он обнял ее, крепко-крепко прижав к себе. Видеть ее слезы было слишком больно.

– Я люблю тебя, – прошептал Кощей, слегка запнувшись на слове, которое не произносил почти тысячу лет. – Я так сильно тебя люблю.

И почувствовал, как с этим словом в него, словно в пустой колодец, хлынула чистой родниковой водой вся его былая мощь.

Эпилог

Без песен Баюна все-таки не обошлось. Кощей самолично провел его зеркалом из Конторы в их дом. Предполагалось, что петь кот будет только для Василисы, но она знала, что все это время ее муж стоял за дверью и слушал. Наверное, Баюн с его завидным нюхом и чутким слухом тоже это знал, но вопреки своему обыкновению комментировать никак не стал.

Песня его была что мертвая вода – целебна и живительна. Она смыла всю грязь и весь ужас случившегося, и Василисе показалось, что ей мешок с головы сняли: стало легче дышать, солнце засветило ярче, мир наполнился красками, и впервые за долгое время мысль о том, чтобы переступить черту, отделяющую их дом от внешнего мира, не вселила в нее дикий ужас.

– Ну что, – поинтересовался Баюн, когда закончил и снова нацепил на шею кулон, принимая человеческий облик, – завтра жду тебя на работе?

– Ждать ты можешь сколько угодно, – сверкнул глазами Кощей, заходя в свой кабинет, где и творилось все действо, – но раньше января Василиса на работу не выйдет.

Василиса пожала плечами. Мол, муж свое слово сказал, а муж не абы кто, а царь Нави, и кто мы все, чтобы с ним спорить. Баюн хмыкнул и потребовал проводить его обратно: дел было невпроворот.

К своей должности главы Конторы он вернулся почти сразу, как на Буяне стало известно о смерти Лешего и событиях, этому предшествующих. Василисе с Кощеем повезло. Каким-то чудом часть охранных заговоров, сплетенных в избушке жившей в ней ведьмой и запитанных в последний раз в июле Агатой, продолжила работать по сей день, и они сохранили визуальный слепок случившегося, который очень пригодился прибывшим с Буяна специалистам из Отдела специальных расследований. Без этого не осталось бы никаких доказательств произошедшего. А вот приход Белобога и его разговор с Кощеем заговоры пропустили. Но на момент расследования ни Кощей, ни Василиса не были в состоянии адекватно отвечать на вопросы, и Баюн сумел отвадить излишне заинтересованных от их дома, не без помощи данной ему силы убеждения заверив следователей, что раны Василисы оказались не смертельными. И потом, речь, как никак, шла о царе и царице Нави. Кто вправе их допрашивать? Тем более, на Буяне не хотели огласки, Кощеевы не стали предъявлять претензий, Соколовы удовлетворились официальными извинениями, компенсацией, выплаченной из казны царицы, и тем, что вина Лешего в покушении на Сокола и причинении вреда здоровью Насти была доказана – при обыске его вещей были найдены украденные им артефакты. В результате дело было прекращено в связи со смертью Волка. О том, что Кощей на тот момент был лишен силы, знали единицы.

И где-то в это же время Григорий, замещавший Финиста на время его отсутствия, перебирал документы на его рабочем столе и наткнулся на приказ со списком дел, затребованных Буяном во время проверки. Внизу была приписка, требующая предоставить еще два дела, и значилось: «Дополненному верить, Леший В. П.». Сокол прочел этот приказ незадолго до того, как Кощей принес ему открытку, и именно поэтому почерк показался ему знакомым.

Но все это прошло мимо Кощеевых. Зато вскоре после визита Баюна состоялся другой неофициальный, но оттого не менее знаменательный визит. Василиса с Кощеем ужинали, когда в его кабинете сработали оповещалки.

– Нет! – рыкнул Кощей. – Это ни в какие ворота не лезет! Мало ли чем мы с тобой могли там заниматься?

Василиса удивленно взглянула на мужа. За пятнадцать лет брака в его кабинете они ничем таким ни разу не занимались. Но Кощей явно был настроен игнорировать этот факт и вообще внезапно преисполнился странной, не яростной, но раздраженной враждебностью, и на всякий случай Василиса последовала за ним, тем более останавливать ее он не стал.

В кабинете обнаружилась Лебедь. Как ни в чем не бывало она стояла у патефона и изучала музыкальные пластинки. В такой неформальной обстановке она показалась Василисе куда проще и ближе, нежели на званом ужине. И оказалась совсем маленькой. Василиса внезапно осознала, что при собственном невысоком росте она выше царицы. Впрочем, это все равно не мешало той выглядеть величественно и внушать уважение.

– Достойная коллекция, – похвалила Лебедь, обернувшись к вошедшим. – Я помешала вашему ужину. Прошу меня извинить.

– К столу не пригласим, – ответил Кощей.

– Хорошие охранные заговоры, – улыбнулась Лебедь, проигнорировав столь явное неуважение к своей царственной особе. – Пришлось повозиться.

– Счастлив это слышать, – хмуро отозвался Кощей. – Ты пришла, чтобы убедиться в надежности моей системы безопасности?

Лебедь перестала улыбаться и покачала головой.

– Я пришла принести свои извинения, ибо глубоко сожалею, что все так вышло. Я видела, что Вячеслав злоупотребляет моим доверием, но предпочитала делать вид, что это не так. Платить за мою ошибку пришлось вам. Мне бы хотелось загладить свою вину, насколько это возможно. И если я что-то могу сделать для вас, то я готова выслушать, что именно.

Кощей задумчиво хмыкнул, и Василиса не смогла понять, злится он или нет. А потом он заговорил.

– Отлично. Мне нужны деньги.

– Деньги? – непонимающе нахмурилась Лебедь. – Ты просишь меня…

– Еще чего, – перебил Кощей. – Спасибо, но полагаю, что моя казна вполне может поспорить с твоей. Другое дело, что притащи я в этот мир ее содержимое, меня не поймут. А вот ты вполне можешь помочь легализовать часть моих запасов. Разумеется, без комиссии.

Какое-то время Лебедь молчала. Потом кивнула.

– Детали обсудим позже, – решил Кощей. – Мы с женой не закончили ужин.

И тогда Лебедь посмотрела на Василису. Во взгляде царицы Василисе почудилась тоскливая зависть. «Несчастная, одинокая женщина», – вспомнила она слова Лешего. Но это было лишь мгновение, спустя которое она уже не была уверена, что ей все это не показалось.

– В таком случае не стану дальше вас задерживать, – кивнула Лебедь. – Пришли мне расчеты, Кощей. Василиса, я рада, что сейчас с тобой все хорошо. И я благодарна вам за то, что вы приняли меня в своем доме и не держите на меня зла.

И, не дожидаясь ответа, она развернулась и шагнула в зеркало.

– Сколько сил у этой женщины? – недовольно пробормотал Кощей. – Как она расплела защиту? Что ж, это повод все обновить. Ну да ладно, оно и к лучшему. Знаешь, Василиса, кажется, я только что решил проблему нехватки времени. Моя сокровищница в Нави способна содержать нас лет двести, если не дольше. Идем, обрадуем Демьяна. Я изменю его учебный план с учетом высвободившихся у меня часов.

Василисе оставалось лишь порадоваться вместе с мужем. Демьян пока что жил с сестрой в общежитии при Конторе, но в скором времени должен был перебраться к ним и занять ее бывшую спальню. Сама Василиса теперь спала исключительно с Кощеем, и он уже даже смирился с неизбежностью замены обоев в его спальне на что-то более жизнерадостное. Агате понравилось предложение Горбунка податься в лесные ведьмы, и, по словам Баюна, им уже пришел ответ от Яги, неожиданно согласившейся забрать девушку к себе. Правда, с одним условием: приведет ее сама Василиса.

Но первые свои шаги в Лес в декабре Василиса совершила не в сторону скрытого в нем домика на полянке, а к расписным стенам царского дворца. Тропа, по которой она шла, вывела ее на задний двор, где в этот момент ее сын в одиночестве тренировался в стрельбе из лука. Она не была здесь почти девятнадцать лет, но это место, полное воспоминаний, все еще ее пугало. Впрочем, все равно не так сильно, как встреча с Алексеем.

– Ты уверена? – спросил Кощей, пронаблюдав, как Василиса покачнулась и схватилась за ствол березы. – Тебе вовсе