Она прекрасно понимала, какое впечатление произведет на мужчин и своего мужа, ходила по краю, еще чуть – и наряд покажется совсем неприличным. Но сказался безупречный вкус Мехрун-Ниссы, который позже прославился в веках, она сумела не переступить грань, оставшись безумно привлекательной и достаточно целомудренной.

Ладили крутилась вокруг своей мачехи, без конца всплескивая руками от восторга:

– Вы самая красивая женщина на свете!

– Правда? – в сотый раз приподнимала брови Мехрун-Нисса, словно никогда не слышала таких слов или сама не знала об этом.

Арджуманд наблюдала за тетушкой со вздохом – когда придет ее черед? И вдруг поняла, что вовсе не хочет даже на один вечер становиться вот такой игрушкой для любования, украшением свадебного пира. Пусть бы их с Хуррамом свадьба состоялась тихо-тихо, так даже лучше, они столько лет ждали, что теперь стыдно красоваться перед всеми.

От падишаха принесли очередные дары. Ладили бросилась разглядывать их. Ожерелье, браслеты на руки и ноги с огромными изумрудами. Мехрун-Нисса поморщилась:

– Сказала же: только красные камни в золоте! Или просто бриллианты.

– А я не люблю алмазы, они бесцветные, – объявила Ладили, прикладывая к себе украшение для волос.

– Глупости! – оборвала ее мачеха. – Сколько раз тебе говорить, что самые роскошные камни бесцветные, они сверкают ярче остальных.

– А я бы хотела алмазное сердце… – неожиданно для самой себя произнесла Арджуманд.

– Таких не бывает. Гранить алмазы очень трудно, а если сделать в форме сердца, будут слишком велики потери веса.

– Все равно хочу… Мехрун-Нисса, здесь письмо со стихами.

Тетушка фыркнула:

– Можешь прочесть! Наверняка падишах снова называет меня Светочем Мира и клянется в любви.

– Да, стихи неплохие…

– Они мне уже надоели. Неужели придется целыми днями выслушивать эти поэтические признания?

«Ой-ой… свадьба только предстоит, а будущий супруг, которого Мехрун-Нисса ждала столько лет, ей уже надоел. Нет, Хуррам мне никогда не надоест, тем более если будет твердить о любви каждый день и каждую ночь», – подумала Арджуманд. Вспомнив обещание любимого вообще не выпускать ее из своих рук и приходить каждую ночь, она покраснела.

Ладили, заметив это, пристала с расспросами. С трудом отговорившись какой-то ерундой, Арджуманд поспешила в свою комнату, ей тоже пора было наряжаться на свадьбу. Пока чужую.

А когда же будет своя?

Перед самой церемонией у Арджуманд состоялась стычка с Мехрун-Ниссой, которую теперь полагалось звать Нур-Джехан. Узнав, что тетушка потребовала, чтобы церемонию встречи новой жены проводила не мать падишаха королева Рукия или королева Джодха (обе были уже стары и плохо себя чувствовали), а главная жена Салиха Бану, Арджуманд бросилась к счастливой невесте:

– Мехрун-Нисса, зачем?! Пусть бы провела Ханзаде или кто-то другой. Вы же знаете, что Салиха Бану прячет лицо, ей будет очень неудобно рядом с вами, такой красивой.

В ответ раздался звонкий смех Мехрун-Ниссы:

– Я очень жду этого. Когда она унижала нас в своих покоях, я поклялась, что сделаю все, чтобы насладиться ее унижением. Я своего добилась! Учись и ты добиваться.

– Она и без того несчастна… – пролепетала девушка.

– Кого ты жалеешь? Лучше себя пожалей. И перестань портить мне настроение, я хочу выглядеть счастливой, а не сокрушаться из-за вылезших ресниц агачи.

Это был верный расчет, больший контраст представить трудно – ослепительная красавица Нур-Джехан и облезлая Салиха Бану. Арджуманд почувствовала острую жалость к несчастной женщине, которую собирались выставить напоказ. Сати шепнула ей:

– Хочешь, я твою тетушку тоже превращу в страшилище?

– Нет, не смей! Она еще заплатит за свою жестокость, я не хочу быть такой же.

– Ладно. Смотри, два принца вместе, – кивнула в сторону мужчин Сати. Хосров действительно опирался на руку Хуррама. Но этого никто не заметил, все были поглощены созерцанием невесты, а некоторые – пиршественного стола.

Обряд провели быстро, чтобы не утруждать падишаха, имам сам произнес все положенные слова, оставив Джехангиру только выражение согласия с ними. Согласие Мехрун-Ниссы прозвучало звонко, все должны были слышать, как счастлива новая жена падишаха. Ничего, что двадцатая, главное – любимая.

Роскошь пиршественного стола не поддавалась описанию. Толпы поваров приготовили столько блюд, сколько за неделю не смогла бы съесть вся Агра.

Высились горы жареной баранины под самыми разными соусами, тысячи кур, огромные подносы с кебабами – и сикка (на вертеле), и завернутых – схамми, горы бирийани, целые ягнята и куски ягнятины, вымоченные в кислом молоке и жаренные в тандыре, пирамиды хрустящих самосов с разной начинкой. Большие чаши с чатни и подносы с чапати… горы джалебы и пирамиды из нуги, халва и самые разные пури… огромные кувшины с напитками… фонтаны с вином… гулабы… фрукты… Попробовать даже пятую часть было немыслимо.

Слюнки текли у всех присутствующих. Но падишах умудрился испортить праздник. Все последние дни он сочинял поэму, посвященную своей возлюбленной, части которой каждый день присылал Мехрун-Ниссе. Та не читала, но приказывала передать, что стихи само совершенство.

И теперь Джехангир решил озвучить это совершенство перед подданными.

Придворные – народ очень терпеливый, но даже для них слегка заунывное чтение стихов при остывающих на столах яствах было слишком тяжелым испытанием. Один за другим они отрывали виноградины и тайком клали в рот. Просто что-то пожевать нельзя – падишах читал вполголоса, потому приходилось сидеть тихо-тихо.

Арджуманд перехватила лукавый взгляд принца, похоже, Хуррам знал истинный объем предстоящего исполнения. Девушка с трудом сдержала ответную улыбку.

Но немного погодя стало совсем не до смеха, еда остывала и теряла вкус, у гостей портилось настроение…

Выручила всех Мехрун-Нисса, новая жена что-то прошептала супругу на ухо, накрыв его руку своими нежными пальчиками. Джехангир растаял. Мехрун-Нисса спокойно отобрала у него длинный свиток с поэмой, отмотала его почти до конца и ткнула пальчиком в предпоследние строчки.

– Моя возлюбленная жена просит прочитать поэму сначала ей одной, а вам позволяет послушать лишь самые последние строчки.

Джехангир выполнил пожелание супруги и объявил, что отныне ее следует называть только Нур-Джехан. А еще пригласил всех попробовать блюда, приготовленные тысячей поваров со всего Хиндустана. Гости были безмерно благодарны Нур-Джехан за спасение, они принялись пробовать все подряд, хотя еда остыла.

Имелась еще одна причина торопиться. Падишах объявил, что каждый унесет с собой не только большой золотой кубок, из которого пьет, но и блюдо, у которого увидит дно.