года было рекомендовано ввести подобную практику во всех церквах. Хотя возможно, все, что удалось сделать, — это внедрить старый и отрывистый способ музыкального воспроизведения.

В каждом веке звуки музыки слышались и из деревенской церкви, и из городского собора благодаря обученному хору. Распад монастырей нанес серьезный удар по профессии регента, и восстановление происходило медленно.

Все реформисты и реформаторы соглашались в том, что старая музыка была слишком замысловатой, и ее следовало упростить. Разрушение смысла благодаря изыскам композиторов иногда доходило до крайнего абсурда. Подобные экстравагантности сравнимы с поздними карикатурами на великие оперы. «Современная церковная музыка, — писал Эразм, — так составлена, что конгрегация не может понять ни слова».

Пуритане оказались в затруднительном положении в христианском мире. Пробужденные или поощряемые Реформацией или Контрреформацией, люди воспринимали музыку как бесполезные украшения в церкви. Одно время католические музыканты даже опасались, что Триентский собор отзовется декретом, направленным против музыки в церквах. И тогда их профессия претерпит те же катастрофические разрушения, какие выпали на долю протестантских земель.

Изменение сознания и революционные изменения композиций по стилю и литургии, хотя и не так сильно доминировавшие у католиков, продолжали оставаться настоятельной потребностью. Церковь склонялась к простоте, проблема казалась одинаково значительной как для католиков, так и протестантов, теперь она упростилась, не став при этом убогой и скучной.

В сочинениях Палестрины и Орландо Гиббона протестантам казалось, что высшее искусство заключается в простоте, именно из подобной простоты и вырастали некоторые сочинения церковной музыки. Лютер говорил, что станет конфликтовать с каждым, кто осуждает музыку, потому что это Божий дар, но не дар человека.

«Если я путешествую в вашей компании, — писал Джордж Герберт в обращении к церковной музыке, — то вам известен путь к небесным вратам». Основным времяпровождением Герберта оставалась музыка, рассказывают, что он дважды в неделю ездил из своего сельского прихода, чтобы послушать музыку в кафедральном соборе в Солсбери, хотя то же свидетельство указывает, что вряд ли тамошний хор отличался высоким уровнем.

К английской кафедральной музыке в течение многих лет относились с подозрением. Даже доктор Джон Хакет, поддерживавший сохранение соборов перед Долгим парламентом, вовсе не ратовал за музыку, допуская, что то, что предназначается для молитвы, пропадает в трелях и гаснет в воздухе.

Музыканты соборов сталкивались с требованиями ввести новую музыку, чтобы та сопровождала народную речь, и имена Марбека и Таллиса (только в Англии) показывают, как был встречен вызов. Музыкальная традиция старого мира медленно умирала, и такие композиторы, как Бурд, предпочитали старую религию и ее музыку, писали в новой манере только по необходимости.

В рукописи Уэйнли, хранящейся в Бодлеанской библиотеке при Оксфордском университете, датируемой началом правления Эдуарда VI, содержатся установки для утренних и вечерних песнопений, ряд гимнов и десять различных способов сопровождения принятия Святого причастия.

В Англии, как и в большинстве консервативных протестантских стран вслед за Северной Германией и Скандинавией, сохранялась старая традиция исполнения музыки во славу Господа. Сначала она несколько отодвигалась, но утвердилась во время правления Елизаветы. До конца века ее приняли многие священнослужители как истинную и прекрасную помощь во время проведения службы в церкви.

Величайшим музыкальным достижением английского реформированного культа стали англиканские песнопения, не очень распространенные до начала XVII века, обычно в одноголосной форме. Двухголосное пение вошло в обиход только после 1700 года.

В сообществе в соборах обычно исполняли не только ектении и акафисты, но и часы, чтобы люди могли их прослушать. Принес славу новой английской музыке в период правления Елизаветы и псалом, исторически образовавшийся из старого церковного песнопения.

Триентский собор издал предписания, направленные на контроль музыки в церквах, поощряя простоту и использование простого песнопения. Однако поиск простоты не помешал созданию нового вида музыкального исполнения, оратории. Ее вдохновил святой Филипп Нери, использовавший драматическую и музыкальную образность в форме проповеди, чтобы привлекать народ.

Первая подобающая оратория появилась в первые годы XVII века. В моду входила большая усложненность и непринужденность. Дух барокко воздействовал на простоту ранней Контрреформации. Теперь церковь была триумфальной и величественной, службы в храмах проводились священниками в разукрашенных одеяниях под сводами зданий новой архитектуры.

Стены богато украшались картинами, появились статуи, торжественно звучали органы. Процессии стали более изысканными, движение происходило под звуки труб военных оркестров, несли знамена и фонари, на повозках перемещались помосты и статуи. С помощью украшений стремились выразить переполнявшие людей чувства.

Нам известно о том, что в 1649 году существовал итальянский собор, где стояли десять органов, кроме того, в нем имелось несколько лютней и скрипок, так что во время больших служб могло создаться впечатление, что концертирующие сливаются с мощным хором.

В Италии органы получили необычайное распространение. Нам довелось слышать об аудитории 30 000 человек, в 1608 году слушавших концерт Фрескобальди в соборе Святого Петра в Риме. Большинство итальянских концертов для скрипки писались для исполнения в церквах, особенно во время вознесения Гостии.

Полагали, что самой изумительной из барочных месс оказалась та, которую написал Орацио Беневоли для освящения Зальцбургского собора в 1628 году. Уравновешенность старой музыки проходила, наступило время открытых поисков страстей, эмоций, поэзии, всплеска чувств. Средневековая музыка осталась музыкой хора. В мир приходила музыка барокко.

В реформированных церквах органы не допускались. Не так-то легко понять, почему возникали подобные возражения. Органы наполняли церковь орнаментальными и неосвященными звуками, они доминировали над хором, пытаясь преодолеть пассивность конгрегации. В сознании реформаторов они представляли инструмент изысканности и суматохи, которую сметало их очищающее стремление к простоте.

Хотя Лютер не очень любил орган, он все же сохранился во многих лютеранских церквах и тем самым сделал возможным сочетание хора и органа, основав одну из величайших гордостей протестантской церковной музыки, хорал.

Однако в кальвинистских странах, за исключением Голландии, где сохранились превосходные органы, их предпочитали не использовать.

Огромное количество органов перенесли или продали, многие музыканты остались без работы. Сохранилась история об органисте из народной церкви в Цюрихе, плакавшем при виде топоров, разбивающих его великий орган. Однако истории о разрушении органов сильно преувеличены.

Многие органы продали в таверны или богатым людям, некоторые разбирались на части, которые продавались по отдельности, только несколько инструментов стояли в неработающем состоянии, пока толпа не разрушала их. Так, в соборе Вустера из труб органа сделали блюда для сбора пожертвований, известно и их использование для устройства кровати.

Необычный пример находим в городских отчетах, откуда он и извлечен. Он связан с красивым органом, находившимся в церкви Рива в Женеве в период жизнедеятельности Кальвина. В 1544 году обнаружили, что орган мешает проходу, тогда кто-то предложил, чтобы его перенесли в более