– Что ты сказала, козявка? Прекратить? Только не разыгрывай из себя заботливую.

Она согнула палец – и сейчас же ее магическая сила согнула мою спину. Я ждала, что у меня вот-вот треснет позвоночник. Ризанд выкрикнул мое имя. Потом я куда-то провалилась.

Замелькали воспоминания: самые худшие и тяжелые мгновения моей жизни. Повествование, полное отчаяния и тьмы. Когда оно добралось до последней страницы, я плакала. Телесной боли я не ощущала. Я видела окровавленную молодую крольчиху, которой перерезала горло на лесной полянке. Мое первое убийство. Первая жизнь, отнятая мною.

Я помнила то отчаяние, когда у нас кончились последние деньги и мы доели последние крохи припасов. Голод погнал меня в лес. Крольчихи нам хватило только на обед. Потом я снова ушла в лес и проплакала несколько часов подряд. Я знала, что перешла черту и запятнала свою душу.

– Скажи, что ты его не любишь! – крикнула Амаранта.

Кровь на моих руках стала кровью убитой крольчихи. Кровью того, что я потеряла.

Я молчала. Любовь к Тамлину – единственное, что у меня оставалось. Пожертвовать ею я не могла.

Я видела мир черно-красным. Потом добавился третий цвет – зеленый. Глаза Тамлина. Он полз к Амаранте. Он видел, как я умираю, но не мог меня спасти. Его собственная рана затягивалась медленно, однако Амаранта не оставила ему даже жалких крупиц магической силы. Помочь мне Тамлин не мог.

Только сейчас я окончательно поняла: Амаранта не собиралась выпускать меня живой. И освобождать Тамлина тоже не собиралась.

– Амаранта, пощади ее, – взмолился Тамлин, одна его рука зажимала рану, вторая тянулась к Амаранте. – Перестань. Я готов просить прощения за то, что тогда сказал про Клитию. Смилуйся над нею.

Амаранта будто не слышала его слов. Глаза Тамлина были пронзительно-зелеными – совсем как луга вокруг его поместья. Передо мной снова замелькали воспоминания, но уже другие. Зло, угрожавшее переломать оставшиеся кости, ударило мне по коленям. Я вскрикнула, но мои глаза видели тот зачарованный лес, день, когда мы лежали в траве, утро, когда любовались восходом. Пусть это были мгновения, но я все-таки успела познать настоящее счастье.

– Скажи, что ты никогда по-настоящему его не любила, – требовала Амаранта, выкручивая мне жилы. – Признайся, что тебе все равно, кто тебя лапает и целует.

– Амаранта, пощади ее, – стонал Тамлин, кровь из его раны еще капала на пол. – Я сделаю что угодно.

– А с тобой я разберусь потом, – прорычала Амаранта, швырнув меня в яму обжигающей боли.

Этих признаний она от меня не услышит… пусть мне осталось жить считаные минуты. Если моей жизни суждено оборваться здесь, я готова. Если это называется слабостью, я готова признать себя слабой. Если это…

Вот чем были эти три месяца: медленной, ужасной смертью. Я знала ее причину: мои чувства к Тамлину. Их не заглушить никакими снадобьями, никакой болью, никаким забвением.

Амаранта могла как угодно издеваться над моим телом, но ей не разрушить моих чувств к Тамлину. Он никогда не воспылает к ней желанием. Жало его отказа всегда будет колоть ей душу.

Мир постепенно темнел, убирая остроту боли.

Как же долго я от этого бегала. А когда открылась Тамлину, своим сестрам… это была проверка на смелость, столь же мучительная, как любое из моих испытаний.

– Я жду твоего признания, коварная скотина, – шипела Амаранта.

Пусть она соврала насчет нашего уговора. С ее загадкой все обстояло по-иному. Вне зависимости от желания Амаранты разгадка давала мгновенное освобождение.

Мой рот наполнился кровью. Она вытекала из полураскрытых губ. В последний раз я смотрела на лицо Тамлина, наполовину скрытое маской.

– Любовь, – прошептала я, преодолевая подступающую тьму.

Магия Амаранты притихла.

– Ответ на твою загадку… – Я приподнялась, давясь кровью. – Это… любовь.

Глаза Тамлина округлились. Еще через мгновение у меня в спине что-то взорвалось.

Я витала где-то далеко, но продолжала видеть. Я смотрела другими глазами, и тот, кому они принадлежали, медленно поднимался с потрескавшегося, залитого кровью пола.

У Амаранты вытянулось лицо. Потом я увидела свое тело, валяющееся на полу. Моя голова странно запрокинулась; скорее всего, у меня сломана шея. В толпе мелькнули рыжие пряди. Ласэн.

В красно-коричневом глазу блестели слезы. Ласэн поднес руки к лицу и снял лисью маску.

Даже изуродованное, его лицо оставалось красивым: суровым, с правильными чертами. Но взгляд того, кто дарил мне возможность видеть, переместился на Тамлина. Тамлин разглядывал мое мертвое тело.

Он не торопился снимать маску, да и не нужно было – его лицо уже превращалось в волчью морду. Он поднял глаза на самозваную королеву и зарычал. Клыки стали длиннее.

Амаранта попятилась, заспешила прочь от моего трупа. Она успела лишь прошептать:

– Пощади!

Вспыхнул ослепительно-яркий золотистый свет.

Амаранту отбросило к боковой стене. Тамлин зарычал так, что задрожала гора, и кинулся к Амаранте. Я не успела заметить, как он превратился в зверя. Таким я видела его в тот зимний вечер: мех, когти и мускулистое, смертельно опасное тело.

Схватив Амаранту за шею, Тамлин что есть силы ударил ее о стену. Затрещали камни. Амаранта отбивалась, однако вывернуться из звериной хватки Тамлина не могла. Ей лишь удалось его оцарапать. По золотистому меху потекла кровь.

Аттор и караульные бросились на выручку своей королеве, однако путь им преградили фэйри и фэйцы, чьи маски слетали, ударяясь о мрамор пола. Амаранта кричала и визжала, пытаясь атаковать Тамлина темной магией, но его плотно окружила стена золотистого света. Теперь Амаранта была бессильна что-либо сделать.

– Тамлин, лови! – крикнул Ласэн.

В воздухе мелькнул меч. Тамлин поймал его могучей лапой и… Пронзительный крик Амаранты быстро стих. Лезвие меча насквозь пробило ей голову, ударившись о камень стены.

Мощные челюсти Тамлина сомкнулись у нее на шее и перекусили горло.

В зале стало тихо.

Только сейчас, снова увидев свое искалеченное тело, я поняла, кто дарует мне зрение. Но Ризанд не приблизился к моему трупу. Послышался тяжелый стук когтей по мрамору. Новая вспышка – и Тамлин вернулся в свое прежнее обличье.

Кровь Амаранты исчезла с его камзола и лица. Тамлин упал на колени. Он подхватил мое обмякшее, неподвижное тело и, баюкая, прижал к груди. Маску он так и не снял. Но я видела слезы, капавшие на мой грязный, рваный камзол, слышала его судорожные рыдания. Тамлин продолжал качать мое тело и гладил мне волосы.