В сентябре 2015 года на том же Лимуде Антон провёл лекцию на тему «Есть ли жизнь в Венеции?». Лекция, как видно из записи[561], явно была проведена экспромтом. Но сама её тема не стала неожиданной для пришедших. Во всяком случае, для тех, кто следил за Носиком в ЖЖ и инстаграме. И Антону не нужно было специально к ней готовиться, потому что, начиная с 2012 года, Венеция вошла в его жизнь неотменимо.

* * *

В 2012 году Арсен Ревазов дозрел до покупки зарубежной недвижимости — и выбор его пал именно на Венецию. После чего Антон стал постоянным гостем в квартире старого друга — проводя там, как сказал мне Арсен, больше времени, чем он сам. И принимая живейшее участие не только в его марш-бросках по всей Италии и сложнейших фотосессиях с использованием особого, очень дорогого оборудования, но и в обустройстве жилья — в частности, в проводке Интернета, в полной мере испытав при этом неторопливость итальянских коммунальщиков.[562]

И это — потомки и наследники великих мастеров? — возмущается он. Не забывая добавить: …построивших город на воде, заложивших основы современной гидравлики, математической статистики, бухучёта и республиканского строя, бороздивших моря и океаны, в XV веке освоивших книгопечатание и заваливших Европу своими изданиями.[563]

Антон, как и Арсен, как и десятки и сотни европейски ориентированных русских интеллектуалов со времён если не Петра Андреевича Толстого, то уж точно Петра Андреевича Вяземского[564], прикипел к Венеции сразу и мгновенно.

Почему это происходит? Ссылка на Бродского и его наиважнейшую как раз в носиковской страте «Набережную неисцелимых» ничего не даёт: культ Венеции у Бродского — это яркое проявление, а не основание такого культа. Я сам, например, попав впервые в Венецию летом 1997 года, эссе Бродского ещё не читал. Но одного взгляда, брошенного от дверей вокзала Санта-Лючия на мост дельи Скальци через Большой канал, оказалось достаточно: я пропал!..

Сам Антон пытался рационализировать своё иррациональное чувство, ссылаясь на соразмерность Венеции человеческим ногам.

Человек создан, чтобы ходить ногами. Автомобили, автобусы, поезда, самолёты — это костыли. Я готов понять, когда мы их используем для путешествия, ибо оно есть самоценный вид человеческого удовольствия. Мне нравится за рулём, если не по российским дорогам, нравятся поезда (даже «Сапсан»), и авиаперелёты у меня никакого возражения не вызывают. Но садиться в транспорт, чтобы добраться до своей работы или магазина, до музея или врача, до кинотеатра или кофейни, да просто чтобы увидеться с другом, живущим в одном с тобой городе, — это примерно так же естественно, на мой взгляд, как здоровому человеку ходить на костылях.[565]

Но человеческим ногам соразмерны, если говорить даже только про Италию, и Генуя, и Пиза, и Ницца[566], и множество других городов и коммун.

Словно понимая недостаточность этого аргумента, Антон приводит и другие — и, надо признать, вполне весомые. Первый из них — интеллектуальное превосходство Венеции, города-государства, полностью лишённого материальных ресурсов и с самого момента появления вынужденного полагаться только на свою предприимчивость и изворотливость. Он даже заготовил для «Ситикласса» специальный семинар: «Флоренция и Венеция: два способа жить», в анонсе которого писал:

Флоренция — яркий пример того, как жить не надо, и как несметные богатства не могут никого сделать счастливым.

Венеция — пример того, как люди с нулевым исходным ресурсом построили гигантскую тысячелетнюю империю и мощную экономику, используя ум и таланты людей со всей Европы. Оба примера актуальны для современности.[567]

Ещё одним рациональным пунктом восхищения Венецией стала невероятная устойчивость сложноподогнанного механизма венецианской государственности. Именно этим он подытожил, в частности, своё лимудовское выступление:

Венеция — случай уникальный в истории не только итальянской, но и мировой. С XIII века до конца XVIII существовала одна и та же республика с одними и теми же институтами власти. Был создан феноменально устойчивый государственный аппарат. Было всего две попытки сменить власть, обе в XIV веке. Обе — попытки установления диктатуры, по образцу Цезаря, и обе провалились, причём по поводу второй вообще большие сомнения, была ли она. <…> В Венеции стоит искать не картины и статуи, а следы самого долгосрочного и устойчивого демократического республиканского государства в истории планеты Земля.

Чтобы оставаться на твёрдой почве, terra firma, я попросил Арсена Ревазова сформулировать рационально: что же в этой Венеции для русского образованного человека есть такое, чего нет в Риме, Париже, Берлине? Арсен ответил тоже «приземлённо», продемонстрировав блестящее умение просто и здраво объяснять сложные вещи:

красота

Как постулирует еврейский анекдот, «это красиво»:-)

альтернативность

В то время, когда мы все западали, ещё казалось оригинальным любить Венецию, а не Париж/Лондон/НЙ. Ты выбираешь альтернативное искусство, альтернативную музыку и альтернативный город. Вода вместо дороги. Лодка вместо машины. Зыбкость вместо стабильности. Дома в 500 лет возрастом вместо модных пентхаузов. (Мой — это ещё более-менее новый дом. Ему всего 480 лет. Старый дом — если ему больше 700.) При этом есть целый класс людей, которые не любят Венецию — жарко, дорого, воняет, нет современной культуры, адские толпы на улицах, очень средний сервис, мало вкусной еды (на самом деле надо очень хорошо знать, где есть). То есть ты любишь не полную попсу.

тусовочность

Я в Венеции вижу гораздо больше московских и тем более питерских знакомых, чем в Москве. Больше и чаще. И разнообразней.

выгодный локейшн

Близость к Москве и Европе одновременно. Сразу за Триестом, в 80 км, начинается славянский анклав до самого Тихого океана. Но при этом ты — в центре Европы. Полная досягаемость самолётами практически из любого места.

конечность

Есть прикол и в конечности Венеции, в возможности её относительно быстро изучить и стать экспертом. Не без этого. С Парижем и Лондоном это не канает.

Ну и возвращаемся к первому пункту. Ну, невъебенно красиво.

Но главное, конечно, — альтернативность.

На всё той же лекции в Лимуде, носившей, как мы помним, заголовок «Есть ли жизнь в Венеции?», Антон с восхищением говорил:

«Город пенсионеров» — стереотип, который разрушается в ту же секунду, когда ты пробуешь в Венеции жить, обрастать связями и т. д. Действительно, возраст на объявлениях о смерти, которые по итальянской традиции родственники развешивают на стенах, —