Раби поцеловала край одежды Зейнаб:

— Да благословит тебя Бог, леди!

— Вот этот смуглый юноша носит имя Наджа, — сказала Зейнаб.— Сейчас ты пойдешь с ним. Он проводит тебя в баню — тебе необходимо вымыться.Мы все здесь купаемся дважды в день, милая. Наджа тебе поможет. Не бойся! Он невполне мужчина и не обидит тебя. Ну, я потом тебе объясню… — и Зейнаб приняласьотдавать подробные распоряжения Надже.

Когда Наджа и Раби удалились, Хасдай спросил:

— Ну, ты довольна?

— Если меня не станет, позаботься о бедняжке, — сказала емуЗейнаб. И без сил откинулась на подушки.

— Нет, я не дам тебе умереть, — ласково сказал Нази. Сегодняя, заручившись разрешением калифа, освобождаю тебя. Ты должна быстровосстановить силы — ведь через несколько дней ты возвратишься в АлькасабуМалину в качестве невесты князя Карима, Зейнаб.

— Что? — пораженная Зейнаб даже привстала. Сердце еезаколотилось. Нет, она ослышалась…

— Ты давно любишь Карима-аль-Малину? — напрямик спросилХасдай.

Она собралась было солгать, но слова застряли у нее в горле,когда она увидела глаза Нази.

— Как ты узнал? — тихо спросила она. Он нежно улыбнулся ей:

— Ты ни разу ничем себя не выдала, Зейнаб. Ты воистину самаялучшая Рабыня Страсти во всем свете! Это князь возбудил мои подозрения…

— Карим? Но как? Он никогда бы не запятнал так свою честь! —горой встала она на его защиту. — Он всегда был и остается человеком чести,Хасдай!

— И это я знаю, — согласился Нази. — Это случилось в тотдень, когда мы прибыли с тобою в Алькасабу Малику. Я лишь упомянул твое имя,сказал, что ты приехала со мной. Ослабевший от душевной муки и все еще вовласти тягостных воспоминаний, он тем не менее словно впервые проснулся — идаже спросил о тебе, причем со столь очевидным интересом, что я заподозрил тутнечто большее, нежели простое любопытство… Затем я спросилАллаэддина-бен-Омара, что же было между вами, но тот посоветовал мне поговоритьс тобою. Мои подозрения почти превратились в уверенность. Когда же ты былапохищена. Карим то бледнел от ужаса, то горячо принимался уверять меня, что тыне пропадешь, потому что умна и смела. В течение всего времени, что мыразыскивали в горах становище Али Хассана, его сердце и мысли были полны тобой,моя дорогая… Взглядывая ему в глаза, я видел в его зрачках твое отражение.Последнее же доказательство его любви к тебе я получил ночью перед самым нашимотъездом из Алькасабы Малики. Прости — но я стал свидетелем сцены, произошедшеймежду вами в саду.

— Я вышла из спальни вовсе не к нему на свидание! —вспыхнула Зейнаб. — Мне не спалось, захотелось прогуляться. Я и не знала, чтоКарим там…

— Я это понял, — сказал Нази и сердечно рассмеялся:

— Я не слышал вашего разговора, но звук пощечины, которой тыего угостила, слышен был, наверное, за стенами сада! Но вот потом он поцеловалтебя. Зейнаб, а ты не вырывалась… Ты таяла, словно воск от пламени свечи, в егообъятиях — так путник припадает к родной земле после долгой разлуки… Воттогда-то я и понял, что не только Карим-аль-Малика любит тебя, но и ты любишьего. Сцена была столь красноречива и трагична, что у меня сердце разрывалось отжалости к вам обоим!

— Я не изменила тебе, Хасдай. Не предала тебя…

— Я знаю это, моя дорогая, — отвечал он. — Вы оба являетесьобразчиками столь высокого благородства и чистоты, что, если бы мне не былопредъявлено ощутимое доказательство, я не поверил бы в существование на нашейгрешной земле подобной добродетели! Похоже, я стал несколько циничен припросвещенном дворе калифа Аль-Андалус, Зейнаб… Столь элементарная вещь, какпростая честность, изумляет меня несказанно… — Он нежно завладел рукой Зейнаб ипринялся массировать ледяные пальцы. Неудивительно, что руки ее похолодели, профессиональноотметил он, — только что она испытала шок… — Я говорил тебе, Зейнаб, что непозволю тебе вот так взять — и перестать жить. И, поверь, сдержу свое слово!Если бы, вернувшись в Кордову, я увидел, что жизнь идет своим чередом и все впорядке, я согласился бы оставить все как есть — ведь, признаюсь тебе честно,мне нравится не только твое тело, но и просто твое общество… Ты для менянезаменимая подруга. Увы, Судьба распорядилась иначе… К моему искреннемусожалению, я не могу дать тебе того, в чем ты нуждаешься, Зейнаб. Я осознал,что Мораиму ты не забудешь, но нуждаешься в доме, детях и любящем муже, а вкачестве такового я не могу тебе себя предложить… Никто, думаю, лучше тебя незнает, чему отдано без остатка мое сердце. — Когда он увидел улыбку на еебледных губах, в сердце его возгорелся огонек надежды. — За то время, что яотсутствовал, скопилась куча работы. Чем быстрее я с нею справлюсь, тем скорееосуществится давняя моя мечта — откроется университет медицины в Кордове. Уменя нет времени утешать тебя в твоем горе, а если бы оно и было, что я могдать тебе? Ома замужем и вдали от тебя. Дитя твоего нет в живых. Законы нашегообщества неумолимы к женщине — правила приличия обязывают тебя затвориться вдоме и предаваться праздности, ожидая редких визитов вымотанного службойцаредворца. Ни я, ни калиф не желаем такой жизни женщине, одарившей нас обоихнеземным блаженством и истинным счастьем. Поскольку ты любишь князя Малики, ион любит тебя, решение было найдено невероятно легко. Ты уже свободная женщина,Зейнаб: я посетил главного раввина Кордовы нынче поутру и подписал в егоприсутствии все необходимые бумаги, составленные моим секретарем. Поскольку яеврей, а ты была моей собственностью, процедура твоего освобождения быласовершена по нашим законам. Калиф уже отослал письмо князю Малики суведомлением, что избрал для него достойную невесту, которая вскоре прибудет кнему. Я даю за тобою богатое приданое, моя дорогая. Ну, а теперь.., теперь жививновь, Зейнаб, — дыши, радуйся и смейся: ты будешь жить долго и счастливо, какговорится в добрых детских сказках…

Она сидела, оцепенев, ловя каждое его слово… Когда же онумолк, голова Зейнаб пошла кругом. Карим! Она станет женою Карима! Этоневозможно! Невероятно! И, приведя Хасдая-ибн-Шапрута в совершеннейшеезамешательство, Зейнаб разразилась потоком слез.

— Что случилось? — воскликнул он.

— Я.., я так счастлива… — всхлипывая, отвечала она.

— А-а-а-а… — протянул он. Ему приходилось видеть, как матьего и сестры принимались рыдать в самые, по его мнению, неподходящие моменты… —Так ты согласна с выбором калифа и моим, дорогая?

— Да! Да! Да! О-о-о, Хасдай, как смогу я отблагодарить тебяза неземную твою, бескорыстную доброту? Вовек мне с тобою не расплатиться, ноникогда, никогда я не забуду того, что ты сейчас для меня сделал! И никогда незабуду я того страшного мгновения, когда, воротившись сюда, я обнаружила, чтодоченька моя мертва и похоронена и ничего не осталось в доме, что напоминало быо ней… О, я умерла бы… И по моей Оме я тоскую сильней, чем предполагала, хотя исчастлива, что у нее все так удачно сложилось. Я привыкла всегда глядетьвперед, не оглядываясь на прошлое, но передо мною простиралась лишьнескончаемая вереница одиноких лет. Ну, может, твои редкие визиты скрашивали бымое одиночество… Но этого для меня мало, мало, Хасдай! И я готова ноги твоицеловать за то, что ты это понял…