— С ума сошёл? — рассердилась Ира. — Ты хоть знаешь, что сейчас в парке? Думаешь, всё осталось, как было год назад? Мамы с колясками и дети едят мороженое?

Илья растерянно потер лоб, он по привычке так и представлял себе парк.

— Там сейчас зенитки стоят и всё в колючей проволоке.

— Значит, номер с переодеванием не удался. Буду разгуливать по городу в телогрейке.

— Нет, не будешь, — резко оборвала его Ира. — Тебя первый же патруль остановит, выглядишь так, будто из лагеря вчера сбежал. Зенитчиков можно обойти, но ты туда не пойдёшь. Сделаем так: ты мне утром точно нарисуешь, где спрятал вещи. Сам останешься здесь, и на улицу ни шагу, понял? Я пойду к твоему доктору, а потом сама выйду на склон под Первомайским. Если найду — повезло, если нет, попробуем придумать что-нибудь другое.

Спорить с Ирой всегда было непросто, любую ситуацию она старалась контролировать и все решать в одиночку. Илью это злило и прежде, и теперь, но Ира предлагала не просто разумное решение, а единственно возможное — выбора у него не было.

— Доктора твоего видела, — коротко доложила Ира. — Все как ты рассказал: двор рядом с домом культуры. Доктор — красавчик, но грубиян. Без обхождения. У него в квартире оборудован медкабинет, и он принимает больных целый день с утра. Людей немного, а он, между прочим, нанял медбрата, громилу такого. По-моему, это странно. Все медсестёр берут, если нужно, а у этого мужик работает.

Илья молчал. Иванов наверняка догадывался, что бывшие его сослуживцы о нём не забыли, могли догадываться об этом и в гестапо, если Иванов действительно на связи с немцами. Так что санитар мог оказаться кем угодно: и санитаром, что не облегчало ему дела, и не санитаром вовсе. В любом случае, присутствие второго человека здорово осложняло его задачу.

— Спасибо, Ира! И за одежду, и за доктора. Завтра к нему отправлюсь, посмотрим, что скажет, — Илья снял с верёвки пиджак. — Надо примерить, а? Вдруг я растолстел в лесу и пиджачок не сядет?

Илья решил, что к доктору должен отправиться в любом случае, тут выбора нет. Он ранен, на осмотре доктор это увидит, а Илья сможет оценить обстановку сам. Ну а дальше — «действовать по обстановке».

Пиджак оказался впору, остальная одежда тоже. Вроде бы и плесенью вещи припахивали не так резко, как показалось сперва.

— Может, табаком присыпать? — предложила Ира. — Запах отобьёт.

— Не надо, — отмахнулся Илья. — А то все собаки в городе чихать начнут. У меня к тебе еще одна просьба. Несложная. Завтра, когда пойду к доктору, проследи за мной. Я буду идти по правой стороне улицы, а ты иди по левой, отставая шагов на десять-пятнадцать, поняла? Когда зайду к доктору, подожди меня напротив. Посиди там, или ходи, но не стой, не привлекай к себе внимание. И к кабинету доктора не подходи — вчера ты там была, и хватит. Тебя не должны узнать.

Илья ждал, что Ира спросит, зачем ему это, и не знал, стоит ли объяснять ей, что если у доктора что-то с ним случится, он не должен исчезнуть бесследно. Кто-то должен знать, что произошло. Наверняка НКВД попытается выяснить подробности дела, и на случай неудачи Илье был нужен свидетель.

— Хорошо, — согласилась Ира и никаких вопросов задавать не стала. Просьба и правда была несложной.

3.

Толик Тулько всегда опаздывал — бывало, на месяцы, бывало, и на годы. Куда бы он ни пришёл: на фабрику, в спорт, в комсомол, — лучшие места уже занимали жиды; не только жиды, но в основном они. Раз за разом так повторялось всю жизнь. Жиды сидели везде и протаскивали своих — у них всюду находились свои, а Толик был один.

Он вырос в детдоме и точно знал, что в жизни нужно уметь драться и жаловаться. Если ты не жалуешься, думают, что у тебя всё хорошо, если не дерёшься, то в том, что всё плохо, виноват ты сам. Жаловаться Толик научился быстро, учиться драться он пошел в «Динамо» к Сапливенко. «Динамо» он выбрал обдуманно — ближе к милиции, ближе к власти, но там Толика опять встретили жиды, которые дрались лучше него и скоро перекрыли ему все ходы. Он ушёл в «Спартак», но на первенствах города его били те же динамовцы, и на республиканский чемпионат Толик не попадал. Круг замкнулся.

В октябре сорок первого, раньше многих, Толик Тулько вышел из Дарницкого лагеря и вернулся в оккупированный Киев. Хорошего в этом Киеве было мало, он жил по новым правилам, и эти правила были придуманы не для Толика, а для немцев. Но в новом Киеве не осталось жидов, и Толик не сомневался, что найдёт свое место в городе — там, где нет жидов, место ему найдётся.

Он отыскал ход в городскую управу — это было несложно — и предложил провести 1 мая спортивный праздник. Из лагерей или отстав от бежавших воинских частей в город вернулись многие спортсмены, а Толик знал их всех — динамовцев, спартаковцев, железнодорожников, пищевиков. Идею приняли неплохо, Толику предложили написать всё подробнее, а соревнования, может и не одни, планировать на лето, потому что 1 мая в Киеве всё ещё стояли холода. Но когда он принес в управу доработанную записку, оказалось, что его мысль уже перехватили какие-то люди, на этот раз вовсе не евреи. Привычная ситуация повторилась, он опять опоздал, но теперь Толик решил не отступать, дело того стоило. Да, сам он не великий боксёр, и никогда им не будет, но он может занять место на вентиле — допускать к соревнованиям одних, отсекать других. Это хлебное место наконец освободилось, и за него стоило сражаться — оно давало влияние, почти власть. От того, кто займёт место на вентиле, будут зависеть десятки людей — так он наконец станет необходимым человеком. Если же в соревнованиях согласятся участвовать и немцы, допустим, только солдаты и младшие офицеры, Толик сможет открывать дверь управы ногой, все они будут у него в кармане.

Спорт сродни культуре, он существует от избытка и символизирует процветание. Спорт в Киеве — признак мира в оккупированном городе, пусть даже фальшивый признак, а что считать настоящим? Ничего настоящего, имевшего абсолютную ценность, Толик Тулько не знал. Только сама его жизнь была для него ценностью.

Толик решил перехватить инициативу и показать городской власти, что лишь ему можно доверить организацию больших соревнований. Для этого пришлось написать обращение к городскому голове и коменданту Киева от имени спортсменов. В управе текст поправили и одобрили, Толик отправился по